Читать «Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы» онлайн - страница 110

Леэло Феликсовна Тунгал

— Дай, я прочту! — крикнула я ему. Ну разве не здорово, что я научилась читать письменные буквы!

Судя по всему, тате не хотелось отдавать мне письмо.

— Ребёнок так ждал, — вступилась за меня тётя Анне. — Пусть она немного почитает, письму ведь от этого ничего не сделается!

— Ну, тогда читай, — согласился тата и протянул мне синий листок, покрытый знакомыми мамиными кругловатыми буквами.

Я начала с разгона:

— Ихма. Мон гопорне!

— Что ты несёшь? — рассердился тата. — Что за Ихма? Что за гопорне?

— Мон гопорне — смотри сам! — Я протянула ему письмо, а к горлу в это время подступали слёзы. Может, какая-то злая колдунья вдруг заколдовала меня так, что умение читать пропало неизвестно куда?

— Не огорчайся, — утешала меня Малле. — Ты ещё успеешь научиться читать, ты ведь ещё маленькая!

— Я УМЕЛА читать, честное слово!

Тата смотрел на письмо с грустной усмешкой.

— Успокойся, ты и не смогла бы прочесть это, потому что письмо написано по-русски! Не «мон гопорне», а «мои дорогие». Многие русские буквы выглядят, как эстонские, но произносятся совсем иначе, — объяснил мне тата.

Значит, мама теперь сделалась русской? Но такого жуткого страха перед русскими, как раньше, у меня уже не было, и мне не раз говорили, что и среди русских тоже есть разные — и плохие, и хорошие… Но неужели хороших среди них так мало, что и маме пришлось заделаться русской?

— Кхраа! — вдруг каркнул Почта-Юссь. — В старину принесшему письмо подавали глоток…

Тата читал письмо и не обращал на него ни малейшего внимания, но дядя Артур протянул Юссю свою пивную кружку.

— Пей, с толком и расстановкой — на сей раз пиво получилось… с ног валит.

— Обо мне не беспокойтесь, кхраа! — объявил почтальон и, запрокинув голову, осушил кружку. — Мужчина знает, что делает.

— А мама скоро вернётся? — спросила я, дергая тату за рукав.

— Мхмм! — хмыкнул он. — Мама жива!

Конечно, жива — это мы знали давно! Иначе и быть не могло!

— Но когда она домой вернётся?

— Ладно, — вдруг сказал Яан-Наездник, — дело ясное, что время позднее… Как говорится: всякая зверюшка — в свою норушку! Завтра я исчезну, и духу моего здесь не останется.

— Так ли тебе надо уезжать? — спросил тата, все ещё не отрывая глаз от письма.

— Надо, надо! Человек вроде меня не должен нынче долго задерживаться на одном месте, а то тебе вскоре придётся читать и мои письма, написанные по-русски! — Яан засмеялся и добавил: — Но времена меняются! Будьте здоровы! И ты тоже, маленькая отважная всадница!

Когда мужчины ушли, уведя с собой почти насильно и Почту-Юсся, ушла в бывшую холодную комнату и Малле со своей матерью.

— Мама пишет, что она жива и здорова, и не голодает. Скучает по нам и по вечерам смотрит на звезды в небе. Там, в Коми, холодно, и мама вместе с другими ходит работать под открытым небом. Просит прислать ей шерстяные носки, и перчатки, и тёплую шаль… — пересказывал мне письмо тата.

— А съедобного ничего не просит? — поинтересовалась тётя Анне. — Копчёного мяса, или сыра, или… Ах, ладно, я позже прочту письмо сама.

— Напишем сразу маме и спросим! — предложила я и бросилась в комнату, чтобы принести бумагу и карандаш.