Читать «Русская литературная усадьба» онлайн - страница 6

Ежели спросите, каким же образом она освободилась, то скажу, что на крик их проснулась и прибежала еще баба и гайтан принуждена была разрезать. И по счастию поспела бабка к исправлению своей должности».

Родную вотчину мальчику пришлось очень скоро покинуть. Он неразлучно находился при отце, полковнике Архангелогородского полка; сам он был записан в тот же полк и к четырнадцатому году (когда отец умер) был произведен в чин сержанта. Отрок на год получил отпуск, возвратился к матери в Дворяниново, где усердно уселся за книги по географии, истории, фортификации, а также много рисовал, проявляя недюжинные способности. Едва ему исполнилось шестнадцать лет, он поспешил в свой полк, квартировавший в Эстляндии. Болотов принял боевое крещение во время Семилетней войны; служа в Петербурге, он дружил с Григорием Орловым и оказался непосредственным свидетелем дворцового переворота (именуемого тогда революцией), который возвел на престол Екатерину II. Но военная карьера не прельщала Болотова. Он одним из первых воспользовался дарованным по закону «о вольности дворянской» правом выйти в отставку.

В сентябре 1762 года Болотов возвращается в Дворяниново. Ему было всего двадцать четыре года, но он уже был умудрен богатым жизненным опытом, который современный человек обретает разве что лет в сорок. Свою родную усадьбу он нашел в полной разрухе. Вот его впечатления при приезде:

«Не могу забыть той минуты, в которую вошел я впервые тогда в переднюю комнату моего дома, и тех чувствований, какими преисполнена была тогда вся душа моя. Каково ни мило и не любезно было мне сие обиталище предков моих и мое собственное в малолетстве, но возвращаясь тогда в оное, не только уже в совершенном разуме, но, так сказать, из большого света и насмотревшись многому большому, смотрел я на все иными уже глазами: и как сделал я уже привычку жить в домах светлых и хороших, то показался мне тогда дом мой и малым-то, и дурным, и тюрьма тюрьмою, как и в самом деле был он. А особливо тогда при вечере, с маленькими своими потускневшими окошками, и от древности почти почерневшим потолком и стенами — весьма, весьма не светел. И передняя моя комната, по множеству образов, в кивотах и без них, которыми установлены были все полки и стены в угле переднем, походила более на старинную какую-нибудь большую часовню, нежели на зал господского дома, а особый пустынный запах придавал еще более неприятности».