Читать «До свидания, Светополь!: Повести» онлайн - страница 17
Руслан Тимофеевич Киреев
Фигурка эта, как я уже сказал, не была закончена. Ни рук (кроме предплечий), ни всей нижней половины мастер не высвободил из дерева. Вот почему внимание зрителя сосредоточивалось на голове. Она была вскинута и чуть повёрнута вправо, отчего длинные волосы, по–женски расчёсанные на прямой пробор, сместились к левому плечу. Лицо — открытое и смелое, одухотворённое, сказал бы я теперь, а тогда, всматриваясь, я все пытался отыскать в нем ту волшебную силу, которая отпугивала черта.
Дядя Яша смеялся. Но это был нехороший смех, несвободный, смех человека, который утратил на него право. Что‑то натужное звучало в нем. Полухрюканье, полухихиканье… Торчали жёлтые зубы. «Ладан, — значительно произносил он. — Ладан! Воплощение неземной чистоты, которой дьявол страшится пуще всего». Словом, что‑то высокопарное, не очень понятное мне, но — волнующее. Я жалею, что не попросил эту фигурку на память. Дядя Яша дал бы. Он был добрым — насколько это можно сказать о человеке, обрёкшем семью на нищету. Добрым ещё и в том смысле, что никогда не скандалил и не ругался, о драках же и говорить нечего, а они вспыхивали здесь частенько. Этим барак славился. И это было одной из причин, почему бабушка строго–настрого запрещала мне ходить сюда.
Дядя Яша страдал, когда видел дерущихся. Разнять — не мог, мало было силёнки, но топтался рядом, руками взмахивал, гримасничал, переживая. «Ребятки… Вы что же делаете, ребятки?» Когда кто‑то брал верх и начиналось уже откровенное избиение, не выдерживал и пытался чуть ли не собой прикрыть жертву. Бесполезно! Лёгкого, беззлобного толчка хватало, чтобы отпихнуть его, и он, уже сидя на земле с раскоряченными ногами, все пытался умиротворить «ребяток». На когда‑то высокий и, видимо, красивый, а теперь болезненно сморщенный лоб спадали седые космы.
Гармонь Славику подарил он — выменял на барахолке за сапоги, углядев у восьмилетнего сына склонность к музыке. Какие мелодии выдувал карапуз на губной гармошке!.. Домой вернулся босым (а был ноябрь, канун Октябрьских праздников) и — с порога: «Где там наш музыкант?» Славик поведал об этом за столом в новой, ещё пахнущей краской квартире, где дядя Яша не прожил и двух месяцев — умер, сидя на скамейке у парадного, как много лет подряд сиживал на барачной терраске. Это была первая смерть в новом доме и первые, стало быть, поминки — до сих пор всё новоселья справляли. Славик плакал — я видел это в первый и последний раз. Потом мы поднялись к нему (он жил этажом выше), и он вынул из новенького серванта деревянную фигурку. «Узнаешь?» Ещё бы! Я осторожно взял её двумя пальцами. Нет, это был не Ладан, тот пропал вместе с остальными поделками, дядя Яша спустил их за бесценок, добывая копейки на дешёвое вино, — это был матрос — в бескозырке с ленточками, в тельняшке, в брюках клёш на широком ремне с бляхой. Ювелирная работа! До сих пор не понимаю, как управились с нею дрожащие от хмеля руки. Торжественно преподнёс матросика виновнику торжества — за длиннющим столом среди кустиков жёлтой акации, сирени и абрикосов со сливами. «Служи, сын мой, на благо родине!» — и поднял назидательный палец. Те, что постарше, захлопали, мать Вани Дудашина, которого забрили как раз год назад, прослезилась, а мы, будущие новобранцы, потупили очи долу — дети нового времени, по–своему относились мы к высоким словам.