Читать «Иго любви» онлайн - страница 92
Анастасия Алексеевна Вербицкая
«Таков закон?» — спрашивает ошеломленный Шейлок… Он озирается, как затравленный зверь… «Ну, если так… отдайте втрое мне по векселю… И пусть себе уходит христианин!..»
Но Порция беспощадна. Теперь она ссылается на решение суда. Пусть жид вырежет мясо!.. «Но если хоть на волос наклонится игла твоих весов, то смерть тебя постигнет! Имущество ж твое пойдет в казну…»
Голова Шейлока опускается на грудь. Плечи опять сгорбились. Руки его трясутся. Он тихо говорит: «Отдайте мне капитал. И я сейчас уйду…»
«Он от него отрекся пред судом», — напоминает Порция дожу.
Шейлок шатается. «Неужели не получу и капитала я?» — хрипло спрашивает он и, задыхаясь, рвет ворот своего кафтана.
Порция отвечает: «Получишь ты одну лишь неустойку…»
«Мне нечего здесь больше толковать!» — гневно срывается у Шейлока. И он идет к выходу неверными шагами.
Но Порция останавливает его. Теперь не Антонио, а он — Шейлок — подсудимый… Он посягнул на жизнь благородного венецианца. И сейчас его собственная жизнь в руках дожа. Казнить иль миловать, это его право. Но часть имения Шейлока по суду пойдет тому, кому он угрожал погибелью. Другую ж половину берет казна республики.
Шейлок неподвижно глядит на адвоката. И медленно начинает дрожать всем телом. «Берите все! — срывается у него. — Берите жизнь мою! Не надо мне пощады!..»
И пока дож, Порция и Антонио совещаются о формальностях, Шейлок стоит молча и весь дрожит. Трясется голова. Трясутся руки, и подгибаются колени. Все выше поднимаются сутулые плечи. Все ниже склоняется трясущаяся голова. На глазах у всех он разрушился. Он состарился на десять лет.
Антонио отказывается от денег Шейлока… Еврею даруют жизнь. Но ему велят написать завещание, в пользу его кровного врага — христианина, — того, кто похитил его единственную дочь Джессику и женился на ней, когда она крестилась… Наконец ему приказывают креститься самому и назначают день этого обряда.
Шейлок поднимает голову. Потухшими глазами обводит лица своих врагов, как бы ища в них каплю сострадания…
Напрасно!.. Извечная непримиримая вражда другой расы, рознь чуждого миропонимания смотрит на еврея из очей Порции, с сурового лица дожа… Шейлок берется рукой за больно ноющую грудь.
«Позвольте мне уйти, — говорит он чуть слышно. — Нехорошо я чувствую себя…»
Он уходит медленно, шатаясь, дряхлый, разбитый, обреченный. На пороге еще раз останавливается. Глядит на Порцию…
Надежда Васильевна вздрогнула невольно…
И такова сила таланта, что нет во всем зрительном зале человека, который не пожалел бы в эту минуту кровожадного Шейлока. Таково ли было желание Шекспира? Навряд ли…
