Читать «Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы» онлайн
Семён Исаакович Кирсанов
Семен Кирсанов. ТОМ ТРЕТИЙ
Гражданская лирика и поэмы
Гражданская лирика и поэмы (1923–1970)
Часы
Я думал, что часы — одни. А оказалось, что они и капельки, и океаны, и карлики, и великаны. И есть ничтожные века, ничтожней малого мирка, тысячелетья-лилипуты… Но есть великие минуты, и только ими ценен век, и ими вечен человек, и возмещают в полной мере все дни пустые, все потери. Я знал такие. Я любил. И ни секунды не забыл! Секунды — в мир величиною, за жизнь изведанные мною. И разве кончилось Вчера, когда Ильич сказал: «Пора!» Нет! Время Ленина все шире жизнь озаряет в этом мире. И так повсюду. Знает мир часы карманов и квартир и те — без никаких кронштейнов — часы Шекспиров, часы Эйнштейнов!
ГРАЖДАНСКАЯ ЛИРИКА (1923–1970)
Песня о железнодорожнике
Расцветала снежная, белая акация. Утренняя спешная шла эвакуация. Разгоняли приставы беспортошных с пристани. В припортовой церкви молились офицерики. Умолили боженьку службою и верою железнодорожника удавить на дереве. «Вешал прокламацию? Будешь проклинать ее. За таку оказию украшай акацию. Красному воробушку надевай веревочку на царя и родину, наше сковородие!» И суда военные зашумели пеною, задымили хрупкими трубами и трубками. Днем и ночью целою ждали власти граждане. В городе — ни белые, в городе — ни красные. Но до утра серого у сырого дерева, темного, сторукого, плакала старуха: «Вырос ты удаленек, стал теперь удавленник. Ноги обняла бы я, не достану — слабая… Обняла бы ноги я, да они высокие. Ох, я, одинокая, старая да ссохлая!..» А в ворота города залетали красные, раскрывали вороты, от походов грязные… И от ветров дальних тронулся удавленник, будто думал тронуться навстречу к буденновцам.
Отходная
Птица Сирин (Гамаюн, Гюлистан) пролетает по яблонным листам. Пролетай, Иван-царевич, веселись, добрым глазом нынче смотрит василиск, а под сенью василисковых крыл император всероссийский Кирилл! Верещит по-человечьи Гамаюн: — Полечу я поглазеть на мою, полечу, долечу, заберусь на мою императорскую Русь. Как ни щурят старушечье бельмо Мережковский, Гиппиус, Бальмонт, — старой шпорой забряцати слабо у советских деревень и слобод. У советских деревень и слобод веют ветры Октябрьских свобод, да с былой с православной с кабалой облетает позолота с куполов! Не закрутит вновь фельдфебельский ус православно-заграничная Русь.
