Читать «Георгиевский крест» онлайн - страница 29

Виктор Павлович Точинов

— Прочь!!! — рявкнул подбежавший рептолог.

Пихнул в сторону Кружилина, прыгнул в дверной проем… И сработал, будто на тренировке. Словно только и ждал оказии показать, как воплощать теорию в практику.

Раз! — челюсть захвачена движением ювелирной точности. Два! — резкий рывок пригнул голову каймана к брюху. Три! — движение руки с ножом за спину.

И все закончилось… Конвульсивный удар хвостом — и рептилия затихла. Кружилин не знал, сможет ли он повторить немудреный алгоритм, не лишившись по меньшей мере пальцев.

Дикобраз лежал в дальнем углу кабинета. Окровавленный. Возможно, Паша стрелял и отступал, отвлекая каймана от женщины, давая ей уйти… Возможно, скоротечная трагедия разворачивалась как-то иначе. В любом случае выскочить из комнаты женщина не успела.

Он нагнулся, услышал дыхание Дикобраза. Жив… Но дела хреновые…

— Что здесь… — послышался за спиной голос майора Субботина.

— Врачей, сука! Бегом!!! — проорал Кружилин, оборачиваясь.

Обернулся он, как стоял, с пистолетом в руке. Субботина как ветром сдуло. Рептолог тоже быстренько испарился, от греха. С катушек не только крокодилы слетают…

Кружилин снова нагнулся над Дикобразом.

9. Взвейтесь кострами, синие ночи

— Твоя новая физиономия… она…

— Мужественная и обаятельная, да?

— Нет, такая же противная, как и старая. Дело в другом… Знаешь, я видела… в Испании, по-моему… интересное панно. Огромное, во всю торцевую стену дома. Портрет мужчины — утром, в лучах рассветного солнца, он кажется молодым, почти юнцом. Солнце движется по небу, черты лица меняются медленно, незаметно для глаза, но на закате мужчина выглядит как глубокий старик.

— А ночью, наверное, вообще как труп, — предположил Егор.

— У тебя одни трупы на уме… Я о другом: твое лицо как то панно — чуть повернешься, свет чуть по-иному ляжет, и совсем другой человек.

— Так и планировалось. Чудеса пластической хирургии. И ежедневная гимнастика для лицевых мышц. Как дурак, целый час в зеркало пялюсь. Зато программы идентификации зависают. И художники, рисующие фотороботы, с ума сходят. Их, художников, на Пряжке уже целая палата, думаю.

— Тебя ищут?

— Меня всегда ищут.

— Не надоело?

— Привык.

— Ты не хотел бы пожить где-нибудь в спокойном и тихом месте? Несколько лет, пока все забудется и уляжется?

— Кто ж не хотел бы… Но вот какая штука: все места, где я пробую жить, становятся со временем неспокойными и шумными.

Она не знала, что еще сказать. Он тоже. Разговор пересох, как пересыхают порой речки, текущие в жаркой степи, даже в полупустыне: становятся меньше, уже, маловоднее, — и совсем исчезают, никуда не впадая.

После затянувшейся паузы Егор взял инициативу на себя:

— Теперь, когда мы подробно обсудили мое новое лицо и далеко отъехали от места, с которого мне хотелось побыстрее убраться, — пора приступать к ритуалу прощания.

Она молчала. Долго.

— Но можно и без прощаний, — сказал Егор. — Просто высади меня там, где тебе удобно.

Она молчала.

— Хорошо. Я выйду, как вошел. На светофоре.