Читать «Антропный принцип» онлайн - страница 24

«На бескрайних пространствах дивана…»

На бескрайних пространствах дивана

Вспоминаю: был я заснят

Там, где лысые горы Ливана

Галилейскую зелень теснят.

И от смертной тоски и веселья

Со скалы скорее – кувырк.

Купол неба, арена ущелья,

Я, веревка, публика. Цирк.

И в разомкнутой временем раме

Нарисована ниточка птиц —

Не граница между мирами,

Отрицанье всяких границ.

В зависании этого сорта

Только ты зависим и свят,

У тебя метафора стерта

До того, что ноги кровят;

До того, что в полуполете

Опустившись, ты до штанов

Утопаешь в черном помете

Пары маленьких горных слонов [1] ;

До того, что помнишь, как обмер

Или ожил – после того,

И да здравствуют Фрэнсис Макомбер

И недолгое счастье его.

Дом престарелых

Здесь потусторонние лица,

И нам не понять их «байот» [2] .

Одна иностранная птица

Об этом на кровле поет.

У каждого койка и пайка

В обещанном южном краю.

Начнется сейчас угадайка —

Узнай-ка меж этих свою.

Узнай-ка. Узнаешь? И если

Узнаешь, закусишь губу.

Кого подкатили на кресле?

Что? – бабушку или судьбу?

Что это – на автопилоте

Живущий всему вопреки

Комочек забывшейся плоти,

Тире посредине строки?

Что это – обмылок, огарок,

Осадок, обугливший дно?

От черных твоих санитарок

В глазах горячо и темно.

Но я позабуду о черных,

Скользящих, как тень по листу,

Увидев в глазах твоих – зернах,

Проросших насквозь слепоту,

Еще в полумраке, тумане,

В болтанке воды и земли

Единственное пониманье,

К которому оба пришли.

«В мой некошерный дом пришел раввин…»

В мой некошерный дом пришел раввин.

Он прибивал мезузу [3] , ел орехи,

Как будто этим искупал один

Все наши преступленья и огрехи.

Он водку пил; смеялся так светло;

Он так по-детски не скрывал оскала;

Из глаз его, прозрачных, как стекло,

Такою безмятежностью плескало;

Он так неколебимо знал закон,

Он так был чист, как только что из колбы,

И если б я таким же был, как он,

То на версту к стихам не подошел бы.

«Я ходил по Каирскому базару…»

Я ходил по Каирскому базару,

Приценивался к ненужным вещам,

Говорил с арабами по-английски,

А они мне по-русски отвечали.

Общего в этих языках было только,

Что мы их ломали немилосердно.

Есть у меня ученик – Ломаев Вова,

Я прозвал его Существовочкой за успехи.

Он ходил по тому же базару,

Покупал каркаде и сласти,

Барабаны, папирусы, фески,

А я за ним наблюдал на расстоянье.

Он пришел к автобусу последним,

Изо рта торчала шоколадка.

И тогда я взмолился не на шутку.

Но кому? Амону или Хапи?

Может быть, единственному богу,

Что отсюда мой народ вывел?

Иногда, купаясь в Красном море,

Думал я: а что, когда решит он

Вывести меня из Египта?

Расступится Красное море

(Видимо, это произойдет внезапно),

Упаду я на дно морское,

Ударюсь, потеряю сознанье,

Пролежу, пока воды не сойдутся.

Так вот, говорю я, тогда взмолился:

«Господи, не дай мне быть туристом,

Торгующимся на базарах,

Покупающим ненужные вещи,

Проверяющим по рекламному проспекту,

Все ли мне досталось в этой жизни».