Читать «Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны» онлайн - страница 280

Митинг. На трибуне — военные: советские и афганские седобородые старейшины, все чин по чину. Начальник гарнизона полковник В. Авласенко четко отдает рапорт представителю командования. Слово предоставляется секретарю Нангархарского провинциального комитета НДПА и командиру афганской пехотной дивизии, потом к микрофону подходят с листочками заранее написанного текста наши солдаты, кавалеры медалей «За отвагу» — разведчик и механик-водитель. Слова у всех хорошие, правильные, воспевающие интернациональный долг.

Оркестр заиграл «Прощание славянки», и первые бэтээры, наполнив грохотом плац, двинулись в 150-километровый путь. Я на машине, входящей в первую пятерку. Рядом, на броне, четверо автоматчиков. Трясет, но не сильно, главные испытания — впереди.

…Первые, самые сильные впечатления — как нас провожают. Стоящие на обочинах люди улыбаются, машут, что-то кричат. Различаю: «Шурави бурубахай!» («Русские уходят!»). Босоногие вездесущие ребятишки буквально лезут под колеса, кидают нам цветы — живые и искусственные, нанизанные на тоненькую проволочку. Кинут цветы и тоненько так, привычно-заведенно на русском: «Дай, дай, дай, дай, дай…» Возвращаем им цветы, довольны, хохочут, снова бросают их на броню и снова: «Дай, дай, дай…» Род игры, забавы. Впрочем, почему же забавы? Так они выклянчивали у наших солдат все, что можно выклянчить. Все девять лет.

Ловлю букет изумительных махровых гвоздик, один цветок ломается, жалко выбрасывать, и я вдеваю остаток стебелька в карманчик куртки. Цветок оказывается в аккурат на сердце.

Средних лет афганец в залатанных брюках и галошах, белозубо улыбаясь, забрасывает к нам арбуз. И какой, килограммов на десять, не меньше.

— Не ешьте, может быть отравлен, — не то советует, не то приказывает майор, который отрекомендовался корреспондентом какой-то радиостанции, вещающей из Кабула.

На секунду задумываемся. Эх, была не была, и вонзаем лезвие ножа в сочно хрустнувшую корку. Арбуз — объедение, уминаем его за обе щеки. Только майор отказался есть — держит фасон.

И все же самое поразительное — лица афганцев. Ни одного злого, мстительного, жестокого. Нет, это мне не примстилось — я внимательно вглядываюсь в тех, кто стоит или сидит у придорожных арыков и машет нам вслед. Лишь сидящие на корточках белобородые старики изредка отводят взор при виде наших ответных приветственных взмахов руками. Отводят взор — но не сжимают кулаки и не кричат бранное.

«Шурави бурубахай!» — важнее этого сейчас нет ничего, по сравнению с этим так долго ожидаемым моментом все иное — злоба, жажда мщения, жестокость — уходит на задний план, гасится необычностью момента.

…Жара становится все неистовее. Колонна постепенно втягивается в скальные каньоны, скорость движения падает. Справа несет свои стремительные воды река Кабул. В городе она мутно-желтая, грязная, мелкая (в ней и стирают, и моются, и…), здесь стремительная, шумливая, звенящая по камням, напоминающая наш Терек. Вдоль уреза воды там-сям валяются обгорелые, проржавевшие остовы машин. Дорога эта минируется и обстреливается все девять военных лет. Сколько жизней она унесла…