Читать «Артамошка Лузин» онлайн - страница 134

Победный пир

Долго бился воеводский лекарь над Филимоном, чтобы залечить смертельную рану. Воевода каждое утро вызывал растрепанного, перепуганного лекаря и твердил:

— Не роняй, Николка, воеводской чести, выходи злодея. Чтоб можно было того злодея, вора, грабежника хоть под руки довести до лобного места.

Лекарь разводил руками, садился на лавку и вновь вынимал из сумки лекарства:

— От бога все, батюшка воевода… Велика рана, лошадь — и та б околела.

Воевода в ответ:

— Я с тебя, ленивца, шкуру сдеру! Не о лошади, козел, речь веду, а о царском преступнике!

Лекарь был в отчаянии. Просиживал он целые ночи, прилагал все свое лекарское уменье: пускал кровь, делал примочки травяные, цветочные, древесные; накладывал разные припарки и присыпки, чтобы залечить сабельную рану.

На пятый день лекарь от радости вскочил; Филимон открыл глаза, глухо простонал:

— Сы-ын… Артамошка…

Больной закашлялся и вновь впал в беспамятство.

Рана раскрылась и кровоточила. Лекарь растерянно бегал вокруг, охал, вздыхал. Леченье пришлось начинать сначала.

Филимону стало легче, он приподнимался, сидел молча, склонив поседевшую голову. Обрадованный лекарь побежал к воеводе:

— Батюшка воевода, уменьем моим лекарским Филимона я отстоял!

Воевода провел важно по широкой бороде и приказал дать лекарю чарку водки. Лекарь низко поклонился, виновато предупредил:

— Не надо тревожить и гневить до времени больного: может удар приключиться, и тогда он не иначе как умрет.

Воевода покосился исподлобья на лекаря, стоящему рядом письменному голове приказал:

— Казнить злодея в воскресный день!

— Все готово, — ответил письменный голова. — Не надобно тянуть: неровен час умрет злодей, умрет до времени!

Воевода топнул ногой:

— Бей в барабан!

Били в барабаны. Толпы народа стекались со всех сторон на площадь. Гудела площадь человеческим гамом. Палач Иван Бородатый в длинной, китайского шелка рубахе, с засученными до локтей рукавами прохаживался по помосту, легко играл огромным топором, устрашая толпу. Рядом с широкой плахой, где не однажды рубил Иван Бородатый буйны головы, стоял короб плетеный да рогожа смертная — последнее одеяние казненных. Сбоку помоста, на рубленом столбике, — белое полотенце; им палач стирал со своих жилистых рук горячие капли крови.

— Ведут! — прокатилось по толпе.

Сторожевые казаки расталкивали плотную толпу. Над головами мелькали топоры, пищали и пики: это вели казаки под строгим караулом бунтовщиков. Впереди шел, нетвердо шагая, с измученным лицом Филимон, а за ним восемь ватажников. Туго перетянутые веревкой руки отливали синевой. Ветер взлохмачивал волосы, трепал рыжие, черные, седые бороды. Худенькая женщина в черном платке говорила на ухо соседке:

— Не велика ватажная рать…

Ей ответил приглушенный бас:

— Дура, всех воевода сказнил. А этих для устрашения народа на плаху вывел.

— Ой, душегуб!

— Шш…

— Я тихо, тебе на ухо, — испугалась женщина.

— То-то, — ответил бас. — Ноне язык прижми: подслухов воеводских развелось боле, чем мух навозных.

— Ой, лихое времечко!

Сбоку затараторила густо нарумяненная и набеленная баба в красной кацавейке. Ее перебил мужик с длинной жиденькой бородкой: