Читать «Вознесение : лучшие военные романы» онлайн - страница 294

Он знал хорошо и любил повторять другим, повторял и сыну, что нельзя просчитать войну. Каждый ее момент таит в себе бессчетное количество разбегающихся вариантов. Множество путей, куда она может повернуть и помчаться. Каждая из этих возможностей связана с отдельной человеческой жизнью. С ее капризами, непредсказуемой страстью, страхом, корыстью, с неукротимыми, вопреки рассудку, стремлениями, не объяснимой здравым смыслом жертвенностью, готовностью умереть за Родину, за Бога, за попавшего в беду товарища. В эти ночные минуты множество составляющих войну элементов, ее атомарных частичек вошли в хаотическое взаимодействие. Сталкиваются, ударяют друг в друга, расщепляются, сливаются вместе. Выстраивают новую картину войны, искажая первоначальные замыслы стратегов, ослабляют их и сводят на нет или же нежданно, вопреки ожиданиям, непомерно усиливают.

Он чувствовал себя одной из таких частичек, которая либо уцелеет и составит, как крошка мозаики, новую картину войны, либо погибнет, как погиб вчера его сын. Понимая непредсказуемость и слепое самодвижение войны, где тщетны самые хитроумные планы, бессмысленны самые прозорливые замыслы, Пушков старался выхватить свою судьбу из этого слепого потока. Отделить свою неповторимую малую жизнь от огромного скопища других жизней, вынужденных действовать сообща. От месива военных колонн. Воняющих карболкой лазаретов. Закопченных гаубичных батарей. Пикирующих на город самолетов. Уносился к драгоценному дню, который жена, его милая любимая Валя, называла «Днем творения». Тогда была сотворена их общая жизнь, их сын, никому, кроме них, неведомое, одно на всю жизнь переживание, делавшее их неразлучными.

Он оканчивал в Москве офицерское училище. Неделю проводил в казарме, в учебных классах, на стрельбищах и полигонах. Водил боевую машину пехоты и танк. Стрелял из пулеметов и гранатометов. Изучал карту, тактику боя, психологию командирской работы. А в воскресенье оказывался свободным. Выходил в зимнюю, с малиновыми снегами Москву, где начиналась его любовь к Вале, студентке университета, изучавшей русский язык. Они встречались среди солнечных переулков в районе Мещанских улиц. Среди синих, летящих под фонарями метелей на Трифоновской, по которой двигался скрипучий, с замороженными окнами трамвай. У красно-зеленого, колючего, как цветший в снегах чертополох, храма Василия Блаженного. В белом зале консерватории с серебряными трубами органа. В Третьяковке, куда она водила его, рассказывая будущему пехотному офицеру о владимирских и псковских иконах. Она знала множество увлекательных, неведомых ему вещей. Была говорливой, насмешливой, подтрунивала над ним, называла «мой офицер». И среди прогулок, прощаний у ее сумрачного старинного подъезда, в мгновения внезапной неловкости, когда ему хотелось поцеловать ее близкие дышащие губы, он чувствовал — что-то созревает в их отношениях, приближается, чудесное и пугающее. День, что он теперь вспоминал, был похож на иконостас, где среди золота, лучистого блеска, малиновых и голубых лампад вставали незабываемые видения, каждому из которых он молился.