Читать «Слово и дело!» онлайн - страница 122

Сама Екатерина Алексеевна, по свидетельству того же историка, любила и старалась украшаться разными уборами и простирала это желание до того, что запретила другим женщинам подобные ей украшения носить, как, например, убирать алмазами обе стороны головы, дозволив убирать одну левую сторону; запрещено было носить горностаевые меха с хвостиками, которые одна она носила, и это обыкновение, введенное не указом и не законом, обратилось в узаконение, в силу которого это украшение присвоено было только одной царской фамилии, в то время, как в Германии и мещанки носят эти меха…

Пример Екатерины еще более усиливал между молодыми придворными женщинами страсть к нарядам. Ее любимица камер-фрейлина Гамильтон, как увидим ниже, до такой степени увлеклась этою страстью, что, не имея возможности украшать костюм так, как бы это хотелось, стала пользоваться вещами из туалета своей госпожи. Петр, по известной бережливости, другие поклонники Гамильтон, по бедности, не могли дарить ее необходимыми украшениями; а между тем для поддержания красоты и значения между дамами и девицами, она нуждалась во многих вещах. Эта потребность являлась тем более насущною, что красота Гамильтон стала блекнуть; она уже два раза была беременна… Первая беременность ее относится к 1715 году. В это время, впоследствии рассказывала Варвара Дмитриева, находившаяся при ней в услужении от великого поста и до Троицына дня, Гамильтон была больна: «И в то время хаживали к ней явно Семен Алабердеев, денщики и протчие дворцовые служители; но была ли тогда брюхата Марья, того я, Варвара, подлинно не знаю».

Из других показаний видно, что сомнения в беременности Гамильтон не могло и быть; несчастная, стыдясь множества поклонников своих, два раза, как сама после созналась, «вытравливала детей лекарствами, которые брала у лекарей государева двора, причем сказывала лекарям, что берет лекарство от запору…»

За злополучной девушкой, во время ее тяжелых болезней, ходила, кроме Варвары Дмитриевой, казначейша Анна (Крамер). Варвара носила Марье Даниловне (из придворной кухни) есть и пить. В награду за службу Марья Даниловна дала Варваре «два небольшие жемчуга, серьги, да юбку старую, коломинковую» .

Между тем царь Петр уже охладел к Марье Даниловне; первая по времени назначения в России камер-фрейлина была для него не более, как предмет временной преходящей любви, подобно Анны Монс, Матрены Балк, Авдотьи Чернышевой (по словам Вильбоа, беспорядочным поведением своим имевшей вредное влияние на здоровье Петра), Анны Крамер, княгини Кантемир и многих других. Только любовь к Катерине Алексеевне, обратившаяся у Петра в привычку и всеми средствами поддерживаемая Меншиковым, оставалась в прежней силе.

Оставляемая Петром, Гамильтон обратила внимание на одного из его денщиков, на Ивана Орлова… Надо думать, что предмет ее любви, по крайней мере, в физическом отношении был достоин выбора: в денщики выбирались красивые, рослые, видные, расторопные и смышленые молодые люди.