Читать «Вишнёвая смола» онлайн - страница 103

– Теперь всё ясно! – Людочка ушла. И даже про уроки не спросила. Лето, собственно. Какие летом уроки?

А я осталась одна, на бревне. Тёмной ночью, одна и на бревне. И с осознанием того, что сейчас, ровно совсем короткое время назад, я самозабвенно и где-то даже экстатически, с полным осознанием правости совершаемого мною дела, предавала собственного брата. Как только Людочка, кинув своё сухое «теперь всё ясно!», ушла во мрак, я поняла, что слово «облажаться», регулярно пользуемое ныне покойным (кстати, почему-то совершенно некстати резко стало понятным слово «покойный») Русланом Михайловичем, – это как раз к такой ситуации. И что я теперь «крыса». Я – стукач. И предала я не кого-то там. И не потому, что была угроза моей жизни. А предала я родного брата. Исключительно по своей исключительной же глупости. Будь стыд и осознание нелепости произошедшего смертельны – я бы умерла быстрее, чем от столовой ложки цианистого калия. Но я не умерла, потому что если мне покажут хоть один протокол вскрытия, где в качестве причины смерти будет записано: «Стыд и осознание нелепости произошедшего», так я скажу, что мы на такой планете, до которой даже шизоидный Клиффорд Саймак не додумался, и населяют такую планету явно не гуманоиды. Ну, или что шизоид тут не Клиффорд Саймак, а патологоанатом – натуральный шизофреник, и его надо срочно госпитализировать.

В общем, «конец простой, пришёл тягач, и там был трос, и там был врач…». Ну, то есть – там был брат. Он, собственно, и нашёл меня ночью на этом бревне, хотя меня искали дружно всей семьёй – и бабушка, и дедушка, и мама, и папа, и тётя Оля, и дядя Коля, и даже мой двоюродный брат-дурак. А нашёл меня мой родной, свежепреданный мною, старший брат. И на бревне я ему тут же созналась в предательстве. А он сказал, что ничего страшного. Это со всеми случается. Я была ему страшно благодарна. Я думала, что он меня проклянёт и откажется дальше быть мне родным старшим братом. А он не только не проклял и не отказался, но и ещё утёр мне слёзы и сопли. И предупредил, что все будут на меня сейчас орать (как, разве уже все знают о моём предательстве?!!), но он всех заткнёт, а завтра мы с ним пойдём на склад универмага, и я смогу выбрать себе какую угодно дефицитную игрушку, которые ещё и не всегда до полок доходят.

Орала на меня только мама – остальные не орали. Бабушка только качала головой, но это бабушкино качание головой было хуже маминых оров. А двоюродный брат-дурак кричал какие-то гадости. А мой родной старший брат только напоил меня чаем с невероятно странным привкусом (запах привкуса был похож на тёти Олин коньяк, но десятилетним девочкам точно не дают коньяка!) – и уложил меня на тот самый диван, где ещё сидела огромная плюшевая собака. И когда я выпила ещё непривычного чаю, то наконец перестала дрожать – и до самого утра ничего не помню, ни одного крохотного сна. Утром мама и папа, дядя Коля и тётя Оля уже все были, слава богу, на работах. А двоюродный брат-дурак, думая, что кричит мне гадость, прокричал мне радость. Он прокричал, что мне ещё попадёт за то, что я сбежала из дому. Фу-у-у-у-уф!!! Значит, про то, что я предатель, знает только мой родной старший брат, а бабушка качала головой просто так, из-за побега из дому, а вовсе не осуждая во мне предателя.