Читать «Сирэн» онлайн - страница 9
Борис Александрович Лазаревский
Проходивший мимо купе немец остановился у двери и несколько времени внимательно слушал, потом, вероятно, ничего не поняв, вздохнул и пошёл дальше.
— Хорошо? — спросил Робустов, окончив рассказ.
— Хорошо.
— А я думал, что вы обидитесь за то, что я вас сравнил с необразованной и простой девушкой.
Сирэн снова улыбнулась, поправила машинально свою причёску и вместо ответа спросила:
— Правда ли, будто русские убеждены в том, что всякая армянка должна быть непременно глупа?
— Не знаю. Может быть. Во всяком случае не я. Хотите, прочтём ещё один рассказ, который называется очень странно: «Без заглавия», только я боюсь, одобрит ли его ваша мама. Видите ли, в нём говорится о таких вещах, о которых с молодыми девушками говорить не принято.
— Ничего, читайте, во-первых, потому что я не только девушка, но ещё и человек, а во-вторых, потому, что мама вообще плохо понимает по-русски, особенно если читать вслух.
Робустов взял другой том, разрезал в нём несколько страниц и стал читать. В рассказе говорилось о том, как настоятель одного древнего, глухого католического монастыря, глубокий старик, пошёл в город с целью учить и спасать людей от пороков. Там он попал в дом разврата, и всё виденное произвело на него страшное и грустное впечатление. Возвратившись в монастырь, он со слезами на глазах, картинно рассказал монахам о падшей женщине необыкновенной красоты, которая продавала себя всякому, кто хотел её иметь. Монахи слушали очень внимательно. «Когда он на другое утро вышел из кельи, в монастыре не оставалось ни одного монаха. Все они бежали в город», — так заканчивался рассказ. Сирэн слушала с широко раскрытыми глазами, личико её было грустно, а губы сложились в презрительную улыбку. Она притихла и долго молчала.
— Рассказ произвёл на вас тяжёлое впечатление? — спросил Робустов.
— Не только это… Первый рассказ, который вы прочли, написан красивее, и всё-таки второй гораздо лучше его. Один такой рассказ стоит десяти проповедей.
«Да она в самом деле умна», — подумал Робустов.
Дремавшая на другом диване мать Сирэн сказала ей что-то по-армянски — должно быть, ей не нравилось присутствие постороннего мужчины.
— Мама жалуется, что ей нездоровится, — перевела Сирэн.
— Видите, я говорил, что мы стесним вашу маму.
— Нет, нет.
— Нет, уж я пойду к себе.
Робустов вышел. Сирэн посмотрела ему вслед и осталась. В мужском купе немец сидел и писал что-то в тетради, переложенной листочками папиросной бумаги и похожей на копировальную книгу. Чиновник лежал с сигарой в зубах и скучал. Старый генерал ходил взад и вперёд и старался подбросить ногою под диван кусочек бумажки, видимо раздражавший его.
— Что это вы делаете, Herr Pestler , дневник пишете? — спросил Робустов по-немецки.
— Да, — сухо и важно ответил он и добавил, — это одновременно и дневник, и письмо жене. Подлинник остаётся у меня, а дубликат, на папиросной бумаге, я отсылаю ей. Папиросная бумага весит немного, таким образом, письмо может быть очень длинным, и не нужно добавлять на него второй марки.