Читать «Бедняки» онлайн - страница 15
Борис Александрович Лазаревский
Прибежав к себе в комнату, Бережнов затоптался на месте, быстро размотал и бросил на стол заиндевевший башлык, и стал расстёгивать пальто.
Башлык свесился одним концом со стола и медленно сполз на пол, потянув за собою какой-то толстый конверт, оказавшийся письмом от Сергея.
Бережнов знал, что если Припасов пишет закрытое письмо, то оно будет похоже на целый рассказ, и, чтобы сделать удовольствие от чтения письма ещё большим, не стал разрывать конверта, пока не обогрелся, и не подали самовар.
VI
Сергей писал: «Не сердись, мой дорогой, за бесконечное молчание, во всяком случае оно не значило, что я тебя забыл. За последнюю неделю не было ни одной ночи, чтобы я не думал о тебе и о твоей жизни. Сейчас я лежу в госпитале, где сплю большею частью днём, чтобы ни с кем не разговаривать, а ночью лежу, открыв глаза, курю папиросу за папиросой и мысленно пробегаю своё прошедшее. Будущее меня не интересует, ибо жизнь в сущности кончена, и во всяком случае такою, как я себе её рисовал, она уже быть не может.
Не хотелось мне, мой хороший, даже и тебе писать обо всём, что случилось, но за эти дни душа так наболела, что нет сил не поделиться хоть с кем-нибудь своим горем. Кроме тебя и тех, с чьей точки зрения это горе не представляется даже особой неприятностью, о нём никто не знает и не должен знать.
Видишь, я тяну фразу за фразой, чтобы не так скоро приступить к изложению самой сути. Тем не менее, суть вот в чём: я заболел мерзкой болезнью и при самых неблагоприятных обстоятельствах. Первым признакам болезни я долго не верил и не лечился, а теперь уже не верить нельзя. Если я ещё не пустил себе пулю в лоб, то это не значит, что я её ещё не пущу…
Не успокаивай, не утешай, не уговаривай и не смейся, как это делают некоторые из моих товарищей.
Об этом потом…
Глупо всё так случилось, что просто ужас. В этот день я получил от Сони письмо, показавшееся мне холодным и неискренним, а в таких случаях я всегда злюсь, и мне хочется точно назло ей сделать какую-нибудь гадость.
С утра у меня болела голова, я принял фенацетину — ничего не помогло. Потом, так как это было воскресенье, — пошёл с двумя товарищами пообедать в ресторан, — есть тут такое заведение специально для юнкеров.
Чтобы освободиться от физической и нравственной боли, я выпил лишнее, а потом мы очутились в таком омуте, где в трезвом виде и дышать нельзя. В результате теперь оба мои товарища пребывают в добром здоровье, а я провонялся весь госпиталем, и голова моя точно набита раскалённым песком. Всё это случилось месяца полтора назад. Самыми лучшими теперь кажутся те часы, в которые на меня нападает полная апатия.
По ночам иногда хочется молиться, но нет сил, уже не умею я… Что ужаснее, всего не верю я, чтобы Бог захотел меня спасти.
Соседи по койке всё время режутся в карты и к болезни своей относятся шутливо, а меня, кажется, побаиваются.
Однажды я слышал, как один из них выразил предположение, что болезнь у меня бросилась на мозги, на что другой ответил: „Нет, так скоро не может, ещё месяцев через пять“.