Читать «Лицо порока» онлайн - страница 11

Виктор Иванович Песиголовец

До одури пахнет травами. Кажется, это чабрец и полынь. Да вот они, травы! Их целая охапка, засушенных, разбросана возле тумбочки.

— Садись, пожалуйста! — старик пригладил волосы смуглой, жилистой рукой. И на миг исчез в соседней комнате, должно быть, кухоньке.

Появился оттуда с чайником в одной руке и чашками — в другой. Поставил на стол.

— Будем пить чай! С травами, — растянутые губы старика, вероятно, означали улыбку.

Я присел на стул, снял с плеча сумку и опустил у ног.

— Мне неудобно тревожить вас, но говорят…

Он суетливо махнул рукой:

— Знаю, знаю, что обо мне говорят!

— Простите, как мне вас величать? — почтительно осведомился я, принимая из рук деда чашку с красноватым дымящимся варевом, которое наполняло комнату густым, ни с чем не сравнимым ароматом.

— Я Устин! Алтай знаешь? Я оттуда приехал, — старик неторопливо набивал большую деревянную трубку чем-то серым, доставая его щепотками из кожаного кисета, пристегнутого булавкой к поясу. Серое вещество напоминало табак, смешанный с измельченными травами.

— Тут у меня сестра Авдотья жила. Она замужем была за мужичком из этих мест. Лет пять назад схоронила его. А теперь и сама… Далече ехать к вам, ой, далече, сынок!

Дымок из раскуренной трубки Устина не имел запаха. Во всяком случае, он не перебивал аромата травяного чая.

— Что вы курите, дедушка?

Он держал тяжелую трубку в своих крепких зубах и медленно помешивал ложечкой красноватое варево.

— Табачок да коренья всякие. Это мне душу молодит. Полвека курю уже.

У меня на языке все время вертелся один вопрос и, помявшись, я, наконец, решился задать его:

— Скажите, а почему покойницу в селе прозывали кошатницей?

— Хе! — старик простодушно уставился на меня своими щелками и запыхтел трубкой, как паровоз. — Она же в доме дюжину кошек держала. Я их соседям раздал. Эту вот, — он указал пожелтевшим пальцем на ленивицу у порога, — только и оставил. С собой на Алтай забрать хочу.

— Долго пробудете у нас?

— Думаю с месячишко погостевать. Интересно у вас!

— А с хатой как поступите? — вопросов у меня имелось множество.

— Соседке отдам. У нее сын женился, а жить ему со своей молодкой негде.

Лампада, потрескивая, разбрызгивала маслянистые блики. Они делали лик Спасителя еще более таинственным. Где-то в недрах дома монотонно и звонко тикали ходики.

— Просто так отдадите?

— Деньги брать никак нельзя! Соседка рядом с Авдотьей сорок годков прожила. Помогала всяко, особенно после смерти мужа. — Устин отложил трубку и, отхлебнув кипятка, склонился над столом, подпер голову кулаком. Потом взглянул вопросительно: — Ты, сынок, не ведаешь разве о том, что дом умершего родственника не дозволено продавать? Его можно только подарить нуждающимся или самому в нем жить.

Я в недоумении пожал плечами:

— Никогда не слыхал о таком.

— Так впредь знай! И другим скажи.

Какое-то время мы молча хлебали чай. Затем, порывшись в своей сумке, я достал и выставил на стол бутылку водки и кое-какую закуску.

— Не принято у нас ходить в гости с пустыми руками, — ухмыльнулся я виновато.