Читать «Приключения русского дебютанта» онлайн - страница 192

Гари Штейнгарт

Трамвай пересек реку и полез в гору. На середине Репинского холма, где австрийцы строили семейный развлекательный комплекс под патронажем мультяшного персонажа Гуся Понтера, трамвай, содрогнувшись, внезапно встал.

За окном заблестели две головы, гладкие, как лунный диск, темные редкие пятна пробивавшейся растительности очертаниями напоминали кратеры и прочую лунную географию. Два скинхеда — комическая пара, коротышка и верзила, — вошли в вагон, звеня многочисленными цепями, пряжки их ремней имитировали флаги конфедератов. Скинхеды смеялись и забавы ради пихали друг друга, умудряясь попутно отхлебывать из бутылок «Бехеровки», отчего Владимир поначалу принял их за столованских геев, ошибочно посчитавших флаг конфедератов одним из символов Американы. В конце концов, очень долгое время на Кристофер-стрит и чуть далее к западу от нее без бритой башки лучше было не показываться.

Но когда они увидели Владимира и Коэна, смех прекратился. Зато появились сжатые кулаки, и в избыточном свете трамвая голые скальпы, прыщи, боевые шрамы и кривые ухмылки мальцов читались как подробная дорожная карта подростковой ненависти.

Справа от Владимира треснуло окно, и глаза немедленно защипало от спирта, осколки стекла расцветили кожу порезами, будто после неудачного бритья, а трамвай наполнился знакомым запахом тыквенного ликера. Бутылку метнул, должно быть, низкорослый и толстый скинхед. Владимир не мог открыть глаза. А когда попытался это сделать, ничего, кроме мути, не увидел, словно ему закапали глазные капли; впрочем, он и не хотел ничего видеть. Во тьме нестройным хороводом роились мысли о боли, несправедливости, мести, но все затмило воспоминание о терапевтических свойствах жесткой бабушкиной подушки, вывезенной из России, — твердой, но удобной; на ней он практиковался когда-то в любовных упражнениях. Вот что было сейчас главным. Когда инстинктивный, жизнеутверждающий страх утоплен в водке и пиве «Юнеско», остается лишь печаль, вызванная неминуемостью утраты жизни и здоровья; в нормальном состоянии эта печаль нахлынула бы задним числом, теперь же она переливалась через край. Подтверждением чему стала реакция Владимира на бутылочную атаку: он произнес одно-единственное слово.

— Морган, — прошептал он столь тихо, что никто его не услышал. Почему-то ему представилось, как она несет по двору своего беглого кота, по-матерински прижимая к груди бунтующее животное, заранее готовая все простить.

— Auslander raus! — завопил коротышка. — Raus! Raus!

Коэн схватил Владимира за руку холодной и мокрой ладонью. Владимира поставили на ноги, а потом он ударился обо что-то острое, наверное о край сиденья, но постарался не потерять равновесия, ибо вдруг осознал: мать с отцом не вынесут гибели единственного ребенка. Так что в итоге он испытал страх, и этот страх промыл ему глаза: теперь он отчетливо видел трамвайные ступеньки, все еще открытую дверь и черный асфальт за ней.

— Иностранцы, вон! — крикнул второй скинхед по-английски. Видимо, заучивая подходящие выражения, они поделили меж собой соответствующие европейские языки. — Убирайтесь в свою Туркляндию!