Читать «Приключения русского дебютанта» онлайн - страница 19

Здоровой рукой бабушка приподняла обвисшие поля соломенной шляпы.

— Что?

— Боров Толик, — повторил отец.

Глаза бабушки округлились.

— И почему эта свинья никогда не напишет, хотела бы я знать, — возмутилась она, показывая кулак доктору и его сыну. — Бостон рядом, мог бы приехать навестить меня. Я этого мерзавца практически вырастила, когда его мать умерла.

— Нет, не кузен Толик, — орал доктор Гиршкин. — Я говорю о борове Толике. Помнишь, в войну? На Урале? Он был таким здоровенным, что мы на нем верхом в город ездили. Помнишь борова?

— А-а, — протянула бабушка. — Ну да, помню, было животное. Но не свинья, а корова, и звали ее Машкой.

— Машка была после войны! — возразил доктор Гиршкин и повернулся к Владимиру.

Отец и сын коротко пожали плечами, но подразумевали они разные вещи.

— Откуда у нас взяться свинье? — рассуждала бабушка, медленно съезжая со своего поста, на который сама себя поставила, и оставляя дубы беззащитными перед индийцем и его мифической электропилой. — Мы евреи, разве нет? Конечно, твоя жена ест свиную салями из русского магазина, иногда я тоже ее ем, когда в холодильнике пусто. Но целый боров! — Она с недоумением уставилась на помидорную глыбу.

— Она близится к закату медленно, но верно, — произнес доктор Гиршкин. — Иногда ей кажется, что я — это два разных человека. Добрый Борис и злой Борис. Если я позволяю ей охранять Дубы, пока не заснет, а бодрствовать она может часов до восьми-девяти, тогда я добрый Борис. Тот, что не женат на твоей матери. А если отвожу ее в дом рано, она ругается как извозчик А ведь осенью по вечерам чертовски холодно, сколько кофт на нее ни надевай.

— Все там будем, — ответил Владимир семейной мудростью Гиршкиных о старости и смерти. И, надо заметить, он выбрал идеальный момент: вот они выстроились в ряд, три поколения Гиршкиных по печальной убывающей — бабушка, готовая распрощаться с этим миром, отец, уже одной ногой в могиле, и Владимир, третье поколение на многотрудном пути туда же.

Но первой уйдет бабушка, заботливая деревенская баба, купившая Владимиру его первую американскую ветровку; единственный взрослый, сообразивший, что упакованные одноклассники из Ивритской школы измываются над его несуразным пальто с неистребимым запахом Восточного блока; единственная, кто понял, как обидно, когда тебя обзывают «вонючим русским медведем».

Первый удар у бабушки случился пять лет назад. Тогда она подозревала Целину Петровну, свою простоватую соседку, в злодейском умысле настучать в соцзащиту с целью прибрать к рукам ее бесплатную квартиру. Настанет тихая снежная ночь. Черные «маруси» подкатят к дому, раздастся стук в дверь, и бабушку увезут.

Она упрашивала Владимира перевести на английский донос на Целину, в котором та объявлялась британской шпионкой. Или восточногерманской? А может, русской, французской или финской? Все в этой стране шиворот-навыворот.

— Скажи, какой она должна быть шпионкой! — наскакивала бабушка на Владимира.

Внук постарался ее утихомирить, но бабушка рыдала и говорила, что все ее бросили. В ту ночь у нее случился удар. А потом инфаркт и снова удар.