Читать «Приключения русского дебютанта» онлайн - страница 187

Гари Штейнгарт

В юности красавец Франтишек учился на лингвистическом факультете и, как и следовало ожидать, был первым учеником. С советского вторжения в 1969 году прошло почти пять лет, наступила эра так называемой «нормализации», и Брежнев все еще салютовал тракторам с мавзолея.

Отец Франтишека был большой шишкой в МВД, лихом министерстве, откуда безликие и безволосые чиновники посылали на похороны диссидентов вертолеты, и те зависали в нескольких метрах над открытыми могилами. Отец Франтишека обожал этот маневр. Однако его сын заразился где-то нравственным протестом — вероятно, в университете, там обычно и гнездятся подобные настроения. Протестовал Франтишек тихо. Его хватило на то, чтобы отказаться от стремительной карьеры в МВД, но заставить себя приобщиться к непосредственно диссидентской деятельности он не смог: распространять, крадучись, самиздатовские брошюры, посещать тайные собрания в провонявших серой подвалах или опуститься профессионально, к примеру, до смотрителя общественного туалета — основного рода занятий диссидентов.

Он стал замредактора любимой газеты правящего режима под весьма уместным названием «Красная справедливость». Замов у редактора было несколько, что, впрочем, не помешало Франтишеку с его талантом, блестящей внешностью и отцом в МВД пробиться вскоре на завидную должность — ему поручили ведать вопросами «культуры». Сие означало вылеты за рубеж из аэропорта им. Маяковского на хвосте столованских филармонии, оперы, балета и всяческих художественных выставок. Заграница!

— Моя жизнь закрутилась вокруг экспортной продукции, поставляемой лучшими коллективами Правы. — Взгляд Франтишека с тоской устремился вдаль, туда, где, вероятно, по его представлениям, прежде находился свободный мир. — Иногда и провинция выкаблучивала что-нибудь достойное поездки в Лондон, хотя чаще (вздох) в Москву или, не дай бог, Бухарест.

Для Франтишека Запад был любовницей, которую навещаешь, только когда ее ревнивого мужа отсылают проверять отчетность в аляскинском филиале. Особенно он любил Париж, привязанность не редкая среди столованцев, чьи художники в начале двадцатого века усердно черпали вдохновение у галлов. Покончив с идиотскими обязанностями в посольстве и отсидев положенное на спектаклях, Франтишек отправлялся в свободное странствие по городу. Пересаживался с такси на метро; бесцельно бродил вдоль Сены, неизменно завершая прогулки на Монпарнасе и при этом намеренно избегая встреч с внушительной столованской диаспорой, которая наверняка изжарила бы его вместе с карпом и клецками.

Но среди коренных обитателей Запада он пользовался большим успехом. После советского вторжения «молодой, угнетенный столованец, которого выпустили посмотреть одним глазком на свободный мир, чтобы тут же загнать обратно в сталинское стойло», не испытывал недостатка в сочувствии. Когда же бойкие француженки умоляли, а негодующие британцы требовали, чтобы он стал невозвращенцем, Франтишек, утирая слезу, рассказывал о папе и маме, забитых, перепачканных сажей трубочистах; они непременно проведут остаток жизни в ГУЛАГе, если их сын опоздает на свой двухчасовой рейс.