Читать «Вокруг королевства и вдоль империи» онлайн - страница 76

Время отхлынуло от Шаошани, забыло о ней — то был поселок призраков и отголосков. Этим Шаошань меня и заворожила. Вообще-то деревня была красивая — этакий буколический курорт со стройными деревьями и зелеными полями; через Шаошань протекала речка, снабжавшая водой пруды, где росли лотосы. В любом другом месте безлюдье действовал бы удручающе, но тут я имел дело с здоровым пренебрежением (воистину, отказ преклоняться перед неким политиком — это верх здравомыслия), а немногие люди, которых я встречал, приехали не в паломничество — просто на пикник.

Дом Мао находился на дальнем конце деревни, на поляне. Большой, оштукатуренный и покрашенный в желтый цвет, выстроенный в хунаньском стиле, он напоминал латиноамериканскую асьенду: прохладные, хорошо проветриваемые комнаты, внутренний двор, прелестный вид на идиллические окрестности. Здесь-то Мао и родился в декабре 1893 года. Комнаты снабжены дотошными табличками: «СПАЛЬНЯ РОДИТЕЛЕЙ», КОМНАТА БРАТА», «КУХНЯ», «СВИНАРНИК» и т. д. Это дом небедного семейства: отец Мао, «сравнительно зажиточный крестьянин», знал цену деньгам и умел выгодно закладывать земли, а заодно занимался чем-то типа ростовщичества. Места в доме было предостаточно: сарай большой, кухня просторная. Бережно сохранялась печь, на которой госпожа Мао грела еду («РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ»), а около печки висела табличка: «В 1921 ГОДУ ОКОЛО ЭТОЙ ПЕЧИ МАО ЦЗЭДУН РАЗЪЯСНЯЛ СВОЕЙ СЕМЬЕ РЕВОЛЮЦИОННОЕ УЧЕНИЕ». В гостиной табличка оповещала: «В 1927 ГОДУ ЗДЕСЬ ПРОВОДИЛИСЬ СОБРАНИЯ, ГДЕ ОБСУЖДАЛАСЬ РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ».

Впечатления от Шаошани не чета тому, которое производит бревенчатая хижина Линкольна. Это отнюдь не Бленхейм или дом Пола Ревира — слишком уж безлюдно. Немногие китайцы, попадавшиеся мне в окрестностях музея, не проявляли заметного интереса к дому. Они сидели под деревьями и слушали громкую музыку по транзистору. Среди них были девушки в красивых платьях — эта одежда уже указывала на новые политические веяния: Впрочем, эти горстки людей почти растворялись в пространстве. Пустынность Шаошани имела свой смысл. Когда в прежние времена деревня кишела посетителями, она символизировала истовую идейность и раболепие, — а теперь, пустуя, олицетворяла безразличие. В некотором роде невнимание эффектнее, чем руины: здание по-прежнему существует, но кажется злой пародией на самое себя в прошлом.

Пахло здесь затхлостью, точно в древнем святилище. Музей пережил свою функцию и теперь выглядел слегка нелепо, подобно храму, который когда-то почитали фанатичные сектанты, но потом разбежались, на ходу сдирая с себя одежду, и больше не вернулись. Теперь другое время. В книге «Китайские тени» некого Саймона Лейза — мрачном и негодующем отчете о поездке в Китай на излете «культурной революции» — сообщается, в Шаошань «ежегодно приезжают примерно три миллиона паломников». То есть восемь тысяч в день. Я не застал ни одного.