Читать «Вокруг королевства и вдоль империи» онлайн - страница 71

КАК Я УЖИНАЛ ВЫМИРАЮЩИМИ ЖИВОТНЫМИ

— У нас в Китае есть поговорка: «Chule feiiji zhi wai, yangyang duo chi», — сообщил Цзян Ле Сунь. И, страшно довольный собой, добавил: — Рифма!

— Мы это называем «неполная рифма», — заметил я. — А что значит эта поговорка? Кто-то «ест самолеты»?

— «Мы едим все, кроме самолетов и поездов». В Китае так.

— Понял. Вы едите все, у чего четыре ноги, кроме столов и стульев.

— Вы шутник! — сказал Цзян. — Верно. Мы едим деревья, траву, листья, животных, водоросли, цветы. А в Гуйлине — и многое другое. Птиц, змей, черепах, журавлей, лягушек и еще других тварей.

— Каких других тварей?

— Я даже не знаю, как они называются.

— Собак? Кошек? — я пристально уставился на него. Мне довелось подслушать, как одна туристка возмущалась, что китайцы с аппетитом едят котят. — Вы едите котят?

— Нет, не собаки и не котята. Этих все едят.

— Енотов? — я читал в путеводителе, что в Гуйлине также популярно мясо енота.

— Что это?

Слова «енот» в его карманном англо-китайском словаре не было.

Цзян сделал очень таинственное лицо, огляделся, притянул меня к себе:

— Фанатов, наверно, нет. Никогда не слышал; что фанатов едят. Но много других тварей. Мы едим, — тут он сделал глубокомысленную паузу, переводя дыхание, — запретных тварей.

Во мне проснулся азарт. «Мы едим запретных тварей» — звучит соблазнительно.

— А что за запретные твари?

— Я знаю только, как они называются по-китайски, извините.

— О чем речь? — спросил я. — Это змеи?

— Сушеные змеи. Суп из змей. Это не запретные. Я говорю о животном, которое ест муравьев своим носом.

— Чешуйчатый муравьед. Панголин. Панголина я не хочу есть. Панголинов и так слишком многие едят, — сказал я. — Это вымирающий вид.

— Вы хотели бы есть запретных тварей?

— Я хотел бы поесть интересных тварей, — уклончиво сказал я. — Как насчет воробьев? Голубей? Змей? Как насчет черепах?

— Это легко. Я могу устроить.

Цзян был молод. На свою работу он пришел недавно, и это чувствовалось: он чересчур старался. Держался запанибрата, постоянно отпускал шуточки, но в этом чувствовалась какая-то фальшь: видно, обычно он имел дело с престарелыми иностранцами, которые любят, чтобы над ними подтрунивали, не забывая лебезить. Я чувствовал: его подобострастие — сознательная уловка, чтобы поставить меня в унизительное положение.

В тот вечер, когда я вернулся в отель, Цзян выскочил мне наперерез из-за кадки с пальмой и указал на маленького обезьяноподобного человечка.