Читать «Вокруг королевства и вдоль империи» онлайн - страница 55

— Большинство ходит туда, чтобы помыться, — сказал он. — Но это также подходящее место, если вы хотите познакомиться с парнем и заняться с ним некоторыми вещами.

— Какими же?

Мой собеседник невозмутимо пояснил:

— Однажды, когда я был в Син Хуа Юань, я увидел в отдельном кабинете двух мужчин. Один держал член другого во рту. Такими вещами.

ШАНХАЙ

Шанхай — старый бурый город у реки, чем-то смахивающий на Бруклин, и китайцы — в толпе они находят умиротворение — любят его за толчею, за то, что вся жизнь протекает прямо на улице. Шанхай ассоциируется с городскими пижонами и развитым чувством стиля. Большинство успешных китайских модельеров работает именно в Шанхае, и если вы произнесете «Yifu Sheng Luolang», шанхайцы поймут, что вы назвали имя Ива Сен-Лорана. Когда я приехал в этот город, улицы прочесывала редакторша из «Эль», собирая материал для статьи о Китае под названием «Модная революция в стране культурной революции». По словам ее сопровождающего-китайца — я с ним потом познакомился — эта француженка очень высоко оценила умение шанхайских женщин элегантно одеться. Она окликала их, фотографировала и спрашивала, где они покупают одежду. Большинство отвечало: «На Свободном Рынке в переулках» или «Шью сама дома, по картинкам в западных журналах». Даже в дни «культурной революции» фабричные работницы приходили на работу в ярких кофтах и кружевных блузках, скрытых под мешковатыми синими робами; перед началом рабочего дня было принято встречаться в женской уборной и сравнивать наряды.

Поскольку Шанхай — город космополитичный, повидавший больше иностранцев — как захватчиков, так и дружелюбных визитеров — чем любой другой китайский город, это оплот многоязычия. Он одновременно самый догматичный в политическом смысле («Боритесь с почитанием книг», «Политическая работа — живая кровь всей экономической работы» — это цитаты из Мао) и самый буржуазный. Перемены в Китае всегда начинаются с Шанхая, а если Китай раздирает конфликт, то в Шанхае он проявляется наиболее яростно и шумно. В Шанхае чувствуешь себя живым на двести процентов, и даже я при всей моей ненависти к мегаполисам способен ощутить особый шанхайский дух и оценить по достоинству его атмосферу. Шанхай не туп (не в пример Кантону, зато он резок, а в жаркий сезон также отличается духотой и шумом: от толп и вони в нем некуда деваться.

Шум показался мне самой характерной чертой Шанхая — это был уже известный мне круглосуточный рев мегаполиса, который служит саундтреком для жизни Нью-Йорка (клаксоны, сирены, мусоровозы, орущие люди, предсмертные хрипы). Пекин тянулся к небу, обещая вскоре превратиться в скопище высоких зданий, но Шанхай, построенный на глине, рос вбок, выплескиваясь на болота провинции Чжэцзян. С утра до ночи копёры забивали стальные сваи в эту зыбкую почву. Один копёр работал прямо у меня под окном. Его беспощадный, деспотичный голос задавал ритм моего существования. Zhong-guo! Zhong-guo! Он диктовал мне, как дышать, как ходить, как есть: я переставлял ноги и подносил к губам ложку в темпе «Zhong-guo! Zhong-guo!». Копёр оркестровал и мою речь, заставлял писать дневник рывками; чистя зубы, я ловил себя на том, что вожу зубной щеткой в ритме копёра: удар и отголосок вполовину тише — «Zhong-guo!» В семь утра он начинал работать, а в восемь вечера все еще долбил. В Шанхае от этого звука было никуда не сбежать: почти в каждом квартале звенел об наковальню свой собственный молот: «Zhong-guo!»