Читать «Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.» онлайн - страница 124

Цезарь Ложье

13 декабря. Сегодня утром, в 5 часов, Мюрат выступил из Ковно в направлении к Гумбиннену, вместе с гвардией и четырьмя пушками, которые и расположил на высотах Алексотена. Остальные пять пушек оставили под охраной небольшого отряда из 80 рекрутов.

К несчастью, приказы очень быстро сменялись контрприказами: так, например, получив приказ идти на Тильзит, мы немедленно получаем другой: отправляться в Гумбиннен. Эти колебания способствовали тому, что окончательно разрывалась всякая связь между отдельными частями армии, представлявшими собой последние остатки прежних корпусов.

Пожар в Ковно, охвативший лавки и амбары, ясно показал русским, что французы покинули их владения.

..............................

17 декабря в Гумбиннене мы, к крайнему нашему удивлению, встретили Нея с жалкими остатками армии. Таким образом, начиная с Ковно, замешательство в войсках было полное, мы уже шли без арьергарда, который мог бы служить нам охраной. Вице-король послал в Кенигсберг генерала Джифленга для того, чтобы тот направил всех людей 4-го корпуса в Мариенвердер; а они, согласно приказу (позднее присланному), следовали уже по дороге в Тильзит.

Преследование русских прекратилось.

Пруссаки, увидя вновь войска, сначала подумали, что это был только передовой отряд нашей армии, но когда убедились в своей ошибке, то не могли уже скрывать ненависти, какую питали они к французам.

Вначале они смотрели на нас с удивлением, но было ясно видно, что к чувству некоторого сострадания примешивалось большое злорадство. Патриотизм брал верх над человеколюбием...

Действительно, Великая Армия, в течение двадцати лет входившая с триумфом во все столицы Европы, теперь являлась впервые изувеченной, обезоруженной и преследуемой. В таком виде Великая Армия была радостным зрелищем для всех, кто считал ее главной виновницей своего позора и своего угнетения. С восторгом перечислялись все наши бесконечные неудачи, радовались нашему печальному виду, в их жадных взорах светились теперь надежды!

О! как тяжело было после стольких испытаний, стольких страданий, невзгод и опасностей встречать к себе такое отношение! Ни сострадания, ни безграничного удивления, как того заслуживали люди, сохранившие свои знамена и свое оружие! Вместо этого, повторяю, мы видим злорадство, встречаем презрение. Я чувствую, что эти оскорбления способны вызвать озлобление в солдатах и разного рода выходки с их стороны, а может быть, даже прямое возмущение и бунт.

Конец декабря, Кенигсберг. Неаполитанский король перенес свою главную квартиру в Кенигсберг, куда нахлынули все отставшие солдаты Великой Армии. Кафе, рестораны, отели — не могли вместить огромного количества приезжих. Не хватало золота, чтобы сделать все покупки, какие хотелось; а теперь всякий желал упиться наслаждениями, и это излишество, в связи с тем, что температура внезапно, в одну ночь, поднялась до 20° — не замедлило на всех гибельно отразиться. Многие, оставшиеся в живых, еще держались на ногах вследствие постоянного лихорадочного состояния, а теперь вдруг слабели и умирали. Таков был конец Ларибуазьера, главного начальника артиллерии, Эбле, боровшегося так долго и упорно против стихийных сил, против беспорядка, бывшего таким смелым в опасные моменты и показавшего себя героем при переходе через Березину. Каждый день и каждый час уносили новые жертвы и усугубляли наше горе.