Читать «Всё так (сборник)» онлайн - страница 40

– Минута молчания где?

– Фотографию в холле вы или мы?

– И это… парту откуда можно взять?

– Вы забыли нам сказать, что занятий не будет…

– А цветы мы купили. Много…

– Бойкот? Очень странно, что вы не отличаете бойкот от траура.

Траур – это когда тот, с кем ты хочешь поговорить, больше никогда не ответит. А для бойкота нужны живые… Так что не волнуйтесь, дорогие преподы, с вами мы будем разговаривать всегда.

И сели табором. Прямо на пол. Никакого опыта достойной скорби! Никакого представления! Полукругом, от парты, покрытой красной профсоюзной скатертью. Полукругом от огромной фотографии Клочкова. Он смотрит в окно, почти спина, но и полупрофиль. Кто-то отвлек его от троллейбуса двадцать второго маршрута, и на лице Клочкова счастливое детское удивление. И лысина глянцево светится, отражая солнце…

Рита по поручению деканата пришла и пересчитала всех по головам и пофамильно.

Очень хороший получился процент посещаемости. Образцовый. Скрябина в роддоме, Пастухов с переломами конечностей – в травмпункте, Говорушко женится, Крылова – тоже (нашли время!). Остальные – есть.

Рита осталась их охранять. Чтоб не сбежали. И чтобы дисциплина. Села на пол. Ей на пол нельзя. С таким диагнозом лучше не простужаться. Нельзя. Но иногда нужно.

В два часа пополудни эти мажоры обманным путем (по двадцать долларов каждому) выманили охранников и завладели кнопкой.

Дали звонок. Тридцать минут. Воробьи на крыльце оглохли. Весь корпус оглох, если разобраться. Там же еще автомобили стояли. Правильно? Ну не на такси же детям в университет ездить?

Вот. Автомобилисты сопровождали звонок сигналом. А кто дал право? И куда смотрела милиция?

А еще они аплодировали. Встали, наконец, с пола и аплодировали.

Сказано: никакого опыта достойной скорби.

Еще на парте, на красной скатерти, под фотографией, оставили записку: «Попробуйте только убрать!». Анна Аркадьевна не рискнула.

Сорок дней Клочков стоял в холле и удивлялся.

Через год забылось. Поутихло.

Через год «эти» просто обклеили весь третий этаж, особенно, конечно, кафедральную дверь, листочками. Фотография – та же. А внизу большими, от руки писаными буквами: «ДЕВЯТЬ ДНЕЙ, СОРОК ДНЕЙ, ГОД, ВСЕГДА. ПОМНИМ».

В середине восьмидесятых Таисия Яковлевна ездила в свадебное путешествие в Болгарию. Через комсомол и «Спутник». Сначала поездом до Русе, потом автобусом в Варну. В Русе бродили с мужем часов пять. Все столбы… все столбы, что поразило особенно, были заклеены там такими бумажками. «ДЕВЯТЬ ДНЕЙ, СОРОК ДНЕЙ, ГОД…»

По поводу «ВСЕГДА» Таисия Яковлевна не помнила. Было? Не было?

Вот она – Болгария. Маленькая страна, а так поражает. Прямо через поколение даже.

Утихло, в общем.

* * *

Письмо из Тарту пришло на имя ректора. На самый верх. И там, наверху, сразу, конечно, поняли, что это бред и прочий старческий маразм. Но писал уважаемый академик, очень заслуженный и очень-очень старый человек… И надо было как-то реагировать.

А как?

На самом деле академик З. и в молодости был вздорным, крикливым, истеричным. В общении – крайне неприятным. Его никто долго не выдерживал. Жены сбегали, ученики… От него однажды даже кафедра сбежала. Слилась с другой – родственной.