Читать «Нетерпеливые» онлайн - страница 9

* * *

Когда, вернувшись к Мине, я принялась расспрашивать ее о семье Дуджи, то обнаружила, что мои подозрения в отношении Леллы забыты. Теперь они казались мне химерическими. А кузен Дуджи был так реален…

Родители Дуджи жили в доме хаджи Салаха, а ее дядя умер в прошлом году, оставив единственному сыну процветающее коммерческое предприятие, в котором тот, впрочем, участвовал с тех пор, как закончил учебу. «И как его зовут?» — нетерпеливо перебила я. Звали его Салим. «Салим!»- повторила я почти беззвучно. Мина наблюдала за мной. На лице ее промелькнула улыбка, и она принялась забрасывать меня вопросами:

— Ты его знаешь?

— Знаю, — ответила я задиристо.

Посвящать ее в эту тайну у меня не лежала душа: не хотелось привносить сюда дух сообщничества.

Но любопытство взяло верх. После недолгих колебаний я выложила все — одним духом, без всякого удовольствия. Рассказывая о том, что и приключением-то не назовешь, я осознала всю банальность своих признаний. Как объяснить, что испытываешь, когда солнце впервые лижет твою обнаженную кожу? Или свое недавнее смущение от смеха мужчины? Или, наконец, лень, вдруг накатившую на тебя в тот самый миг, когда нужно было бежать, напрочь позабыв о свидании, которое он назначил тебе чересчур уверенным голосом?

Но к чему объяснять ей то, что она должна была бы почувствовать, раз сама она не испытала этого жгучего, этого томительного любопытства? Нет, у нее не было со мной ничего общего; уже не было.

Глава III

Сегодня утром меня разбудило громогласное:

— Я же тысячу раз тебе повторял: ты не пойдешь к своим!..

В испуганной тишине, какая всегда устанавливается в арабских жилищах после того, как выскажется мужчина, хлопнула дверь. Я услышала, как Фарид спускается по лестнице, выходит из дома. Настроение у меня испортилось, я снова уснула, а потом в комнату вошла Зинеб. Я с трудом разлепила веки. Она села на кровать; сквозь сон мне казалось, что она далеко.

Она потихоньку всхлипывала — видимо, оплакивать себя ей непременно надо было в моем присутствии. Я слышала, как она высморкалась, потом вновь принялась плакать — монотонно, словно обессилев, — и всхлипывания ее вполне можно было принять за стоны удовольствия. Я закрыла глаза; эти звуки мне не мешали, но я надеялась, что, видя меня неподвижной, она откажется от своего намерения, когда подойдет время, искать у меня утешения. Горести и обиды всех этих униженных жен так обычны, что вошли у них в повседневный ритуал, который соблюдают и окружающие: в свою самую горькую минуту страдалицы молчаливо требуют все тех же утешительных слов, без которых им уже не обрести покоя.

Рыдания Зинеб сделались реже; постепенно нарастая, они затем замирали, сменяясь все более продолжительным молчанием. Паузы мне как раз хватало на то, чтобы снова погрузиться в полузабытье. В последние дни я испытывала стойкое желание поспать как можно дольше, которое нельзя было назвать неосознанным. Сны никогда мне не снились; во всяком случае, от них у меня не оставалось никаких воспоминаний. Только странное ощущение при пробуждении будто я покинула какой-то таинственный густо заселенный дом. Я не только выныривала из сна, я расставалась с кем-то, с чьим-то лицом, которое не решалась узнать, с именем Салим. И это влечение пугало меня.