Читать «Америка, Россия и Я» онлайн - страница 3
Диана Федоровна Виньковецкая
Нью–Йорк блестящий, знаменитый, с грохотом космических бурь, столица нашего века, огромный, с пятнадцатью миллионами желающих быть счастливыми, и… я присоединилась к ним со своей семьёй, со своими «дворцами и башнями», со своей сковородкой, с бабушкиной кружевной вологодской накидкой с ниткой волочёного золота, со своим утюгом, со своими книгами, скульптурами и карти–нами, со своими лекарствами — сушёной тёткиной травой, и мумиём, соскрёбанным с казахстанских камней; со своими иконами, со своим самоваром и чайником; — нахватала всего, что разрешали брать, — даже крупу захватила. Не дозволили взять краски, чтобы некрасиво или красиво не обрисовывали происходящее? Или чтобы брильянты не запрятались в тюбиках? Со своими тридцатью долларами.
На асфальте впереди нас едет армянского вида бабка в цветастом платке и держит, обняв двумя руками, медную кастрюлю, будто везёт что‑то загадочное. Что она наварила?
Но я отвлекаюсь на свои первые нью–йоркские желания: быть кем‑нибудь встреченной, обнятой, поцелованной, так и не узнав, что же эта бабка привезла в обнимаемой ею медной кастрюле с ручкой, похожей на громадную джезву…
И нас встречают… друзья–приятели с зонтиком, в длинной–длинной–предлинной машине, улыба–ются, привозят в гостиницу, все наперебой расска–зывая и объясняя нам, что мы в Америке, и как тут надо, и как тут не надо.
— Главное, Яша, — говорит моему мужу наш знакомый фотограф, — не дать себя облапошить — не соглашаться, если мало денег предложат!
Нам никто ничего не предлагает.
Другой наш приятель–художник говорит Илье:
— Вот, Илья, тебе двадцать долларов. Пусть мать зашьёт тебе их в карман!
— Отчего нужно ходить по Нью–Йорку с зашитыми долларами?
— Тут Америка, парень! И деньги нужно иметь как откупные. Откупаться от просящего, от его разозлённости на твоё безденежье. За всё надо платить!
Тут Америка, парень!
Поздно, уже когда все разошлись и мои все уснули, мне захотелось высунуться в окно и посмотреть: как Америка‑то выглядит?
Взгляд упёрся в кирпичную нагую стену в подтёках, освещённую светло–зелёным светом невидимой луны, падающим откуда‑то сверху, и жёлто–белыми нерезкими туманными полосами электричества, тянущимися от лампочек, оставленных в лестничном пролёте. Стена, находящаяся прямо против моего взгляда (кажется, мы разместились на седьмом–восьмом этаже), ограничена справа и слева другими стенами, метрах в сорока или чуть больше друг от друга, тянущимися до самой земли, с тёмными окнами, видимо с давно уснувшими в них обитателями; и только, если приподнимешься, у самого дна, рассматривалось два маленьких светлых окошечка, забитых вдоль и поперёк железными прутьями–решётками.
Ни деревца, ни травинки, ни кустика — ничего не виднелось на ограниченном стенами пространстве — кроме следов человеческой цивилизации: всё дно этого каменного куба или квадрата было полностью забросано газетами, бумагами, банками, разным хламом, отсвечивающим и выделяющимся мозаичной окраской на фоне асфальта, местами с просвечивающими дырками грунтового основания голой чёрной земли.