Читать «По ту сторону воспитания» онлайн - страница 31
Диана Федоровна Виньковецкая
А если спросить самих детей?
Илюше было три с половиной года, когда он, лёжа в своей комнате мечтательно рассуждал: «Мама — дура! Папа — дурак! Я один хороший и умный!»
Уж если маленький сын считал себя хорошее и умнее, то что остаётся другим? А ещё я удивляюсь! Все учат: и мать, и мачеха, и друзья, и приятели, и соседи, и дети.
А как Даничка однажды раскусил мою двойственность и поставил мать на место! Он попросил меня по телефону передать через Борю для него деньги. Они шли вместе к Крису на день рождения. Увидев Даничку через несколько дней, я его спрашиваю:
— Тебе Боря передал деньги?
— Да, передал, — отвечает Даничка.
— Сколько? — спросила я. Укоризненно посмотрев на меня, Даничка произнёс:
— Мама, он брат мой!
Стыд за моё подозрение, за то, что я высказала своё недоверие Боре, и подспудная гордость за Даничку, принявшего Борю как брата, смешались в моей душе — «он брат мой.»
Кто же я?
А если спросить у Бори и Эли, как живётся вам с мачехой?…
Ранней весной сразу из‑под снега подземное ветвистое корневище растения мать и мачехи выпускает наземные стебли, на которых распускаются маленькие жёлтые цветочки.
На нашем холме ещё снег, корни растений ждут тёплой погоды, и первыми по весне распускаются фиолетовые крокусы и красные тюльпаны.
«В чьём соцветии истина?»
«Чёрные» взгляды сестры
Моя сестра Оля приехала к нам в гости из России, как только появилась возможность таких путешествий. Она приехала во время детских каникул. Всякий человек, приехавший из другой культуры, из другого мира, узнаёт и видит что‑либо, чего другие не знают и не замечают по причине привыкания. Оля была учительницей, но с юмором и без настырности своих воззрений.
О своём первом входе на нашу американскую кухню и знакомстве с нашими детьми она мне рассказала, когда я вернулась с работы:
— Выспавшись после всех перелётов и временных перемен, я пошла на кухню выпить кофе. Вхожу — темно в глазах, целая кухня негров! Один шарит по холодильнику! Два лазают по полкам! Я онемела, а они мне по очереди: «Привэт!» по–русски. Я стою. Рот от удивления не могу открыть. Я ничего. И они ничего. Шарят и шарят. Тот, который лазал по холодильнику, взял пакет сока, и заглянул под стол. А шурующие по полкам рылись между тарелками и кружками, достали какие‑то банки и стаканы. Самый такой лохматый, с космами, будто грива у деревенского нечёсанного коня, ополоснул стаканы под краном и, проходя мимо меня, улыбнулся: «Привэт!» И всё — в кухне никого нет. Несколько минут я стояла, не шевелясь. Потом появились Боря и Эля, и они вместе с неграми ушли. Это так у негров принято в чужом доме — по чужим холодильникам шуровать? Они голодные? Так всё съедят.
— В Америке открыть холодильник в другом доме — это как руки помыть: человек хочет попить и берёт, — сказала я сестре. — Мне тоже неприятно видеть, как детские гости шарят по холодильнику, я не так волнуюсь, что они что‑либо съедят, а скорее мне стыдно за беспорядок в холодильнике. Что же касается негров, то это не негры, а чёрные — «африкэн— америкэн» и друзья наших детей.