Читать «Об одной беспредметной выставке» онлайн - страница 11

Диана Федоровна Виньковецкая

Кто‑то из философов сказал, что «…красота не может действовать. Она может быть и хранить себя», но это только во времена Гегеля, а наши кагэбешные сотрудники опровергают это утверждение, доказывая возможность воздействия красотой. И средний сотрудник органов присмотра за политической окраской ничуть не хуже любого другого инженерного товарища. Может, есть какой‑то инстинкт искусства? «Рисуй, рисуй, безумное столетье…»

После трёхмесячного пребывания на глазах у изумлённых сотрудников двух закрытых учреждений, картины вернулись домой неповреждённые, незарисованные, обруганные и обласканные.

Только картины разместились по своим местам, как раздался звонок: «Говорят из Ждановского райкома комсомола. Мы хотели бы прийти к вам и поговорить…»

— О чём? — Спросила я.

— О смысле живописи.

Вежливо и ласково и опять… о смысле. Вот ведь как смысл разволновал! «Есть ли смысл? Есть ли смысл?» «Но есть Один, который без усилья весь груз паденья держит в двух руках.»

Я разрешила им прийти, хотя Яша не был доволен моим разрешением, считая их визит домашним допросом. Интересно, чего же они хотят?

Вошли два приличных молодых человека, как Яша их охарактеризовал, «Дубчики» — «социалисты с человеческим лицом». В одном из них мы узнали сына Спиридонова. Здравствуйте, товарищи! Хотите, чтоб Эрмитаж носил бы ваше имя!? Хотите узнать у абстрактного врага его ахиллесову пяту? Ни пить чай, ни есть они не хотели, а сразу начали «разговаривать».

— В чём состоит собственная сущность абстрактной живописи, отличающая её от других искусств? — спросил спутник Спиридонова. Яша начал отвечать, как всегда, совершенно серьёзно:

— Абстрактная живопись устранила из себя «литературные», непосредственно изобразительные элементы, и тогда стало подчеркнуто–ясно первостепенное значение внутренней гармонии живописных элементов и сочетаний: оказалось, что они сами несут огромную выразительность и, следовательно, обладают самостоятельным содержанием, не зависимым от внешних предметов.

Яша каждой встрече, каждому человеку всегда отдавал всё своё понимание — принимай, кто может, — перед каждым человеком обнажал своё воодушевление без пренебрежительности и агрессивности, всё своё обилие знаний. Он очаровывался возможностью раскрывать перед людьми экзистенциальные тайны духа, живописи, любви и не мог принять абсурдность бытия. Я ещё напишу о Яше отдельно, о том как был дух с чрезмерной добротой дающий советы, и как «жало мудрости обращается против мудреца, ибо мудрость есть преступление перед природой». Яша покончил с собой в 1984 году в Хьюстоне, и только Яшина смерть разбудила во мне силы противодействия и привела меня в осознание, только глубочайшие страдания открыли мне глаза, так поздно пришла зрелость. А в те «выставочные» времена меня почти не было, — моё «Я» пряталось за Яшиной спиной. И оно долго только слушало и не могло вырвать Яшу из «преступления перед природой», — у меня не было прав.