Читать «Йестердэй» онлайн - страница 105
Василий Сретенский
Кассета 20. Цвет – красный
– Вот тебе кофе. С Ямайки.
– Почему с Ямайки?
– Не знаю. Не я же покупал. Какой-то смысл в этом, наверное, был. Как и во всей моей жизни.
– Что так печально, Лешь? Жизнь как жизнь.
– Ну да, ну да. Как тебе?
– Ну, такой, ямайский кофе. Я ж не специалист.
– А в чем ты специалист?
– Ну… да ни в чем, пожалуй. Я ж стеклом работаю. Я знаешь, такое специальное стекло с изменяющимися свойствами. В зависимости от светового потока. Иногда уменьшаю изображение, иногда увеличиваю. Затемняю, высветляю, искажаю, выпрямляю. Могу вообще никакого света не пропустить. Отражу, как зеркало, и всё. Но своей сущности у меня нет.
– А, понятно.
– Что понятно?
– Про интервью, которое ты у меня взял, пока я тут капустой лежал.
– Артишоком.
– Что?
– Не капустой. Артишоком.
– Да. Артишоком – это хорошо. Я кстати и собираюсь остаться артишоком. Но об этом потом. Давай с интервью закончим. Кофе еще хочешь?
– Да. Сухариков нет каких-нибудь?
– Обойдешься. Держи чашку. Нет, не пей пока, а то поперхнешься. Интервью ты написал дрянное.
– …
– Что, вот так? И не хочешь знать почему?
– Лешь, я же сказал, я стекло. А стекло это жидкость. Очень густая, но жидкость. Куда направишь, туда и потечет. Не нравится тебе, ну, так хозяин-барин. Говори, я запишу.
– Нет, я сначала скажу, что мне не нравится. Я ж готовился.
– Ну, давай.
– Понимаешь, ты там все написал так, как будто рядом Карина стояла и диктовала. Меня, по крайней мере, меня нынешнего, там нет.
– А нынешний от вчерашнего сильно отличается?
– Сильно, не то слово. Я с позавчерашнего дня вообще не художник. Ты послушай спокойно минут пять, я все объясню. А то все ерзаешь. Я художником быть никогда не хотел. Правда. То, что я в школе рисовал – все ерунда. Меня всегда к машинам тянуло. Я даже в мотоциклетный кружок записался в шестом классе. Мне с моторами возиться нравилось, а от гоночных машин я вообще балдел.
– Класс!
– Что класс?
– Балдел. Слово из шестидесятых годов. Из школьных лет.
– Да сиди ты спокойно. На тебе сухарики.
– А говорил нету.
– Ты слушать будешь? Если бы не Карина, я бы никогда художником не стал. Пошел бы в гараж работать, окончил бы заочно автодорожный институт, сейчас бы владел автосервисом и был бы микроолигархом, как Ванька Солонов. Ты его видел, кстати? Как он?
– Ну как…
– Ну вот. Я в Карину был влюблен со второго класса. Но она в вашей компании всегда была. С Ванькой, потом Маратом…
– Ты знал?
– Не люблю я вашего Марата.
[Одно слово – неразборчиво. Составитель.]
Никогда не любил. Я ему в пятом классе ботинки к полу в раздевалки гвоздями прибил. И вот когда у них с Маратом эта история случилась, я взял и увез ее в Ленинград, на месяц. У меня там родственники. А деньги были – я в гараже тогда работал. И ты знаешь, когда я был с ней, мне все меньше и меньше хотелась заниматься машинами. Приходили в голову какие-то идеи, хотелось рисовать. Ты в интервью своем дрянном, эту часть моей жизни точно отметил. Учился, учил, что-то придумывал. Не знаю как, но это Карина, через меня самовыражалась. И совсем не так, как другие женщины. С ними ведь как?