Читать «Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура» онлайн - страница 45

Артем Драбкин

 Все, что осталось от сбитого японского самолета

До встречного самолета оставалось всего 100–200 метров. «Это расстояние, когда надо немедленно выходить из атаки, иначе может быть столкновение, — подумал я. — Но если выйду, тогда будет сбит наш самолет, а противник уйдет, останется целым, заделает пробоины и снова полетит драться. Если же я его протараню, он наверняка будет уничтожен. Правда, таран связан с большим риском — вероятно, погибнет и мой самолет. Но даже при этом, худшем варианте счет будет 1:1, а если тарана не делать, то счет будет 1:0 в пользу противника».

И я решил идти на таран. Самолеты быстро сближались. Помню, мой шел несколько ниже японского.

В последний момент противник, очевидно, угадал мое намерение и рванул свой самолет вверх. Этот его маневр несколько затруднил точность расчета таранного удара. Вот он уже почти над моей головой. Я потянул ручку управления на себя — мой самолет как бы подскочил — и почувствовал сильный удар; все вокруг завертелось.

Однако через мгновение я пришел в себя и увидел, что мой самолет резко снижается, а его левая плоскость сильно повреждена. Попытался вывести самолет из пике, но он меня не слушался. Я подготовился к прыжку на парашюте: расстегнул привязные ремни, открыл колпак кабины. Посмотрел на прибор высоты. Две тысячи метров… Мне стало спокойнее. На такой высоте можно было не спешить с прыжком. Снова попытался выровнять самолет. И, к моей большой радости, на этот раз машина хотя и медленно, но начала выходить из пике, а на высоте километра выровнялась, и полет стал горизонтальным.

Я оглянулся: левая плоскость сильно разрушена, рваные края обшивки трепещутся, разрыв растет, подъемная сила плоскости уменьшается, самолет стал неустойчив, плохо слушается элеронов.

Вспомнил, что для предотвращения дальнейшего разрыва плоскости следовало бы переключить на минимальную скорость, но тогда самолет мог свалиться на крыло и перейти в штопор. Поэтому продолжал полет на повышенной скорости.

Я увидел на земле горящий белый самолет противника и даже инстинктивно сделал попытку подняться вверх, чтобы снова принять участие в сражении, потому что под облаками мелькали зеленые и белые тени — это мои товарищи вели жаркий воздушный бой. Но не тут-то было, истребитель стал слишком неповоротлив, почти не слушался меня. Вероятно, я теперь совершенно не был пригоден к ведению боя. Поэтому решил произвести посадку.

Пролетая мимо 70-го истребительного полка, которым командовал полковник Герой Советского Союза Иван Лакеев, я обратил внимание, что летчики и техники показывали мне жестами, чтобы я садился на их аэродром. Но мне хотелось дотянуть до своего, что я и сделал через 25–30 минут. Подобрав подходящую площадку, пошел на посадку. Пришлось это делать на большой скорости, так как иначе самолет не слушался элеронов. Выравнивание самолета произвел на малой высоте с таким расчетом, что если при выключении мотора скорость уменьшится и самолет начнет сваливаться на крыло, то колеса шасси смогут парировать этот опасный момент. Действительно, как только я убрал полностью газ, самолет, теряя скорость, свалился на левое крыло, но тут же коснулся земли сначала левым колесом, а затем и правым. Посадка закончилась благополучно.