Читать «Бэлла» онлайн - страница 48

Жан Жироду

Но решение Фонтранжа было принято. Эта страсть, которая привела его деда к самоубийству, деда этого деда к туберкулезу, ему не оставляла исхода, и он отправился в Париж.

Наступило лето. Это было лето 1914 года. Монархи — родственники Жака — решали судьбу Европы. Но Фонтранж никогда не читал газет. Выйдя из поезда, он провел весь день осматривая Сену; видел ее ребенком до Бара, молодой девушкой до Ромильи, а затем после какого-то непонятного несчастного случая, от которого и он пострадал, видел ее распластанной и размалеванной. Темнело, когда он пришел в отель. Сердце его сжалось, и он с трудом сдерживал слезы, открывая свои чемоданы и вынимая оттуда свое тщательно уложенное платье, безукоризненно чистое, надушенное — последнюю чистоту своей жизни, свой серебряный несессер с его наивными флаконами, наполненными бензойной настойкой, туалетной водой, все свои туалетные принадлежности, которые после пятидесятилетнего опыта получили дополнение в виде шелковой нитки для зубов и лака для ногтей.

Он бродил по Парижу несколько дней. Это были великолепные летние дни. Солнце точно таяло в небе и появлялось только вечером, разливая вокруг Триумфальной арки реки крови. Этого однако было слишком мало для европейских кабинетов. Но слишком много для Фонтранжа, глаза которого наполнялись слезами. Фонтранж разгуливал, осматривал памятники и окрестности, посещение которых он все откладывал, и теперь осматривал все, точно приготовлялся умереть. Изучая одну из исторических картин Версаля, он нашел одного Фонтранжа при взятии Смалаха. Этот Фонтранж был ад'ютантом короля, и художник изобразил под ним чистокровного мерина, тогда как в этот день Фонтранж выехал на знаменитом Мажордоме — гордости и славе государственного коннозаводства. Фонтранж не думал, что живопись может быть так лжива. Все ложь в этом мире, даже краски.

Он осмотрел Лувр, а затем отправился в бедные кварталы и бродил там среди довольно грязной толпы. Хозяйки смеялись над этим длинным чортом в гетрах. Но он был таким типичным французом по всем своим манерам, что никому во всем двадцатом округе Парижа не приходила в голову мысль, несмотря на политический кризис и несмотря на его монокль, назвать его шпионом. Но его называли Верцингеториксом . Он был Верцингеториксом, сложившим свое оружие перед злом. В один праздничный день в трамвае по пути из Бельвиля его оскорбил апаш. В защиту Фонтранжа выступила девушка. Он улыбался. Он поднимался на свою Голгофу по фюникюлеру. Он осмотрел Бют-Шомон, парк Монсо, населенный тысячью Жаков. Когда ему приходилось приближаться к какой-нибудь башне, он всходил на нее, будь то колонна Бастилии или Эйфелева башня. Он облокачивался на решотку и смотрел, как течет эта Сена, в которой не было больше ни одной капли чистой воды из источников Фонтранжа. Он чувствовал себя плененным насекомым, существом без цели, и его терзала мысль о самоубийстве.

Затем он возвращался в отель. Вид его несессера удерживал его на этом этапе его жизни. Этот барсук из тонкого серебра, эти бритвы, вся эта сталь и все это золото, к которому до сих пор прикасались только здоровые руки!