Читать «Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности» онлайн - страница 152

Андрей Леонидович Ястребов

В итоге рождаются философские всходы, не совсем дружные, совсем не ровные, но глаз не оторвать. От ужаса, от ощущения неразрешимости накопившихся к началу XXI века проблем. Сосредоточенность на решении вопроса «Бог – это самостоятельный дискурс или знакомый и исчерпанный философско-эстетический феномен?» приводит, как правило, к цитированию общей концепции кризиса современной культуры: классика умерла, язык истощен, означающие перестают работать; означаемые ускользают; при бесконечном количестве жанров почти все они утрачивают действенность; решить какую-либо проблему не представляется возможным и т. д.

Согласно многим концептуалистам, только неучи верят в Бога, Пушкина, Достоевского, Толстого и пишут ямбом, а умные делают актуальные жесты, литературные проекты, работают со стратегиями. Присутствие Бога в концептуальных произведениях не более чем декорация, прикрывающая другую декорацию, которая в свою очередь прячет симулякр. Но это еще не вся правда.

Правда и то, что декорации формируют пространство игры. В фильме А. Хичкока «Головокружение» есть такой эпизод: герой приходит в гости к своей бывшей подружке. В углу комнаты вертикально висит бюстгальтер. На недоуменный вопрос женщина отвечает, что бюстгальтер спроектирован по принципу консольного моста, и она доводит модель до серийного производства. Аналогия очевидна: Бог и классическая культура заменяются концептуалистским симулякром произвольных идей и вещей, а затем в любой случайный факт под прикрытием терминологического камуфляжа вчитываются первые попавшиеся идеи, намеренно оторванные от контекстов их бывшей прописки.

Интеллектуал-концептуалист активно использует заемный понятийный жаргон, игнорирует философскую фактуру материала, снимает противоречия между ортодоксальным и модным. Герой М. Паж, тот самый, который стал идиотом, признается: «Слово „интеллект“ сплошь и рядом означает способность красиво формулировать и убедительно преподносить полную ахинею, а ум человеческий настолько сбился с курса, что порой лучше быть дебилом, нежели записным интеллектуалом. Ум делает своего обладателя несчастным, одиноким и нищим, тогда как имитация ума приносит бессмертие, растиражированное на газетной бумаге, и восхищение публики, которая верит всему, что читает».

В концептуалистской писательской особи уживаются богослов-тусовщик, сентиментальный интриган-литературовед, герой пропащего века, которые ведут себя по принципу «Человек любопытствует – Бог потакает». Этот совокупный персонаж берет на себя роль брачного маклера между истиной и читателем, пускается в головокружительные сопоставления Пушкина, божественного провидения и физических законов. Результат подобных операций весьма традиционен – побеждает уже знакомый материализм, приправленный мистическими рассуждениями о непознаваемости сущего. Писатель намекает, что правда мира открылась только ему, при этом для него вера в Санта-Клауса куда более искренна, чем в Бога, так как Санта является каждый год.