Читать «Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности» онлайн - страница 101

Проект «Оживление картин» доказывает генетическую связь между кино и живописью. Конфликт книги и ТВ носит более философско-идеологический характер, нежели философско-эстетический: конкуренты оспаривают право тотально влиять на аудиторию.

Полемика между книгой и ТВ приносит словесности весьма эффектные дивиденды. Расколдование обаяния ТВ, дискредитация эфира не учитывает одного, очень важного обстоятельства: генетически книги и ТВ принадлежат разным сферам существования человека. Позволим не лишенную провокационности мысль: базовый источник книги – письменность, родитель ТВ и СМИ – фольклорные анекдотические жанры – фаблио, шванки, новеллино, карнавал, скоморошьи игрища, а потом уже газета. Поэтому любой из названных носителей информации может высказывать упрек в адрес ТВ. В этом списке книга вовсе не должна быть названа. Она прописана в графе жертв телевидения.

А теперь следует сделать очень аккуратные выводы, чтобы избежать эмоционального пафоса и избежать категоричного резюме. Оговоримся, сама тема настолько болезненная, что не представляется возможным поставить однозначный диагноз и тем более сформулировать знаменатель, удовлетворительный в качестве намека на разъяснение проблемы.

Итак. Полемика книги и ТВ представляет дискуссию консервативного и либерального сознаний. Первое характеризуется склонностью сохранять сложившиеся представления о чем-либо, второе обращено к прогрессу и приветствует любые новации. Книга в этом смысле – идеальный объект для поклонения консерваторов. Книга демонстрирует стойкую убежденность автора в непогрешимости собственного мнения, пусть даже этот автор сомневается, кается, приглашает к дискуссии и т. д. – так или иначе книга как завершенный проект отмечена категоричной однобокостью и радикальной предвзятостью восприятия мира. Книга предельно спекулятивна хотя бы по подаче материала. Как тут не процитировать А. А. Бармака в книге «Достоевский Today», размышляющего о специфике литературного отбора материала: «Если бы Раскольников был крив, кос, лохмат, горбат и косноязычен и, забыли добавить, прыщав по всему лицу? Но обладал вопреки всем этим оригинальным приметам еще и прекрасной человеколюбивой душой, как, например, Квазимодо, и душа эта прямо-таки требовала от него во имя великой идеи уханькать какую-нибудь зловредную старуху процентщицу. Стал бы он героем романа? Нет, конечно, темно-русый и с прекрасными темными глазами красавец… А если бы вместо жидковолосой старухи процентщицы Алены Ивановны была бы тоже процентщица, но молодая, красивая, пышноволосая обольстительная Аграфена Александровна, как бы повел себя темно-русый красавец? Уханькал бы он ее? Не сломалась бы его идея, а?»

Ответ очевиден: сломалась бы!

В этом, видимо, и заключается одна из обаятельнейших сторон книги – в ее императивности: случилось так, и никак иначе. Роль читателя-консерватора – дописывать, упокаиваясь в завершенных пределах текста.