Читать «Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма» онлайн - страница 56

Теперь становится ясно, как наблюдатель уживается в нем с творцом. Прежде всего он роется в своих записях. Он выбирает из них какой-нибудь факт, человека, которого знал, происшествие, свидетелем которого был. Я уже говорил в другом месте, как вокруг этого основного события он группирует другие, второстепенные, точно так же почерпнутые из воспоминаний. Понемногу документальные данные пополняют друг друга, объединяясь либо по сходству, либо по контрасту. Но все это пока еще разрозненные материалы, набранные отовсюду; нужна основательная переплавка, и вот тут на сцену выходит творец, чтобы вдохнуть в произведение жизнь.

С того дня, когда он обрел свой сюжет, когда он извлек из своих записей достаточное количество персонажей и эпизодов, чтобы главная идея произведения могла одеться в плоть, Альфонс Доде вживается в свою будущую книгу, творит ее, представляет ее в своем воображении; я употребляю здесь слово «воображение» в том единственном философском и литературном значении, которое оно может иметь сейчас. Сам он весело признается, что с этих пор становится безжалостным мучителем для всех, кто к нему приближается. Он пристает к домашним, к друзьям, пересказывает им свой роман, проверяет на них ту или иную главу и даже отдельные фразы, пользуясь присутствием близких, чтобы подстегивать себя, чтобы упиваться своими замыслами и наконец довести свой мозг до состояния лихорадочного возбуждения, без которого для писателя немыслима никакая работа. Таким путем все написанное превращается в единый сплав, ширится и обретает легкость, присущую творениям подлинного поэта.

Когда люди, знающие Альфонса Доде, читают его произведения, им всегда кажется, что они слышат его живую речь. За разговором он великолепно изображает в лицах свои будущие романы, давая почувствовать всю их прелесть. Таким способом он подготовляет важные сцены, увлеченно разыгрывает их на разные голоса, сопровождая все страстной жестикуляцией, прежде чем запечатлеть эти сцены на белой бумаге, такой холодной и такой безличной. К тому же он пишет отнюдь не спокойно, как человек владеющий своими чувствами и ремеслом, он пишет с налету, словно боясь, как бы кипучая струя не остыла. Только какое-то время спустя он возвращается к первоначальному тексту и раза два-три не спеша его переписывает, чтобы сгладить шероховатости и заставить каждую фразу звучать. Приступ лихорадки прошел — остается только мастер, занятый шлифовкой уже созданного произведения.