Читать «Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма» онлайн - страница 31

Эмиль Золя

Перейдя лестничную площадку, попадаешь в кабинет Дальнего Востока, комнату, которая выходит на улицу; именно там сосредоточены все сокровища коллекционера: драгоценные вещицы — японские, китайские, индийские, персидские. Можно подумать, что находишься в маленьком музее, — всюду витрины, этажерки, подставки. Разумеется, я только очень бегло могу все перечислить: нэцке, эти пуговки, эти крохотные резные фигурки из слоновой кости или из дерева, такой тонкой, такой чудесной по свежести своей работы; китайский фарфор, разные сосуды, вазы, вазочки, флаконы, бутылочки, блюда, чашки, шкатулочки, пиалы, кубки, экраны, горшочки всевозможных цветов: белые, желтые, зеленые, голубые; потом еще — круглые сацумские чаши из тончайшего каолина, вызывающие восторги коллекционера; потом — сабли, «эти восхитительные тонкие сабли, которые можно было бы назвать драгоценными орудиями самоубийства», с рукоятками самого диковинного чекана; потом — изделия из лака и всевозможные драгоценные безделушки из золота, серебра, слоновой кости, черепахи, горного хрусталя, табакерки, трубки, чернильницы, бонбоньерки, шкатулочки для лекарств и, наконец, в витрине — бронза, раритеты, которые Эдмон де Гонкур покупал, как, впрочем, и все остальные вещицы, едва только их успевали привезти с Востока.

Коллекционер сделал мне одно признание, с которым я не могу не считаться. Он решительно утверждает, что самым старинным из японских безделушек не больше ста лет. Японское искусство не имеет истории; еще в прошлом столетии оно было всего-навсего рабским подражанием китайскому. Но это не мешает нашему коллекционеру любить совсем еще юные шедевры этой артистической страны, где крестьянин из нескольких камней сооружает у себя на участке маленький каскад, сажает абрикосовое дерево с махровыми цветами и целыми часами способен наслаждаться его цветением под музыку струящейся воды, под стать художнику или поэту.

Жюль де Гонкур умер на втором этаже, в той самой студенческой мансарде, в которой он любил работать и которую избрал, чтобы в ней умереть.

Тут я закрываю «Дом художника» и прошу позволения привести довольно длинное письмо, которое Эдмон де Гонкур написал мне из Бар-на-Сене в июле 1870 года, спустя несколько недель после смерти брата. Письмо это нигде еще не было напечатано, я все время берег его, дожидаясь подходящего случая, чтобы познакомить с ним читателей, ибо оно представляет очень большой интерес и принадлежит к самым волнующим страницам в истории нашей литературы.

«Если бы, вернувшись домой, я не заболел, я бы ответил вам раньше, я бы повторил еще раз, как меня тронуло ваше самоотверженное сочувствие, я бы рассказал, как ваши два письма словно умиротворили мое страдание; я бы попросил вас — и это было желание моего брата, желание, которому болезнь и смерть не дали осуществиться, — от наших далеких отношений, от переписки, перейти к более тесной дружбе.

Перед глазами у меня ваше письмо, и, отвечая на вопрос о том, отчего он умер, мне хочется поговорить с вами, приобщить сердце друга к мыслям, которые приходили мне в голову, ко всем предположениям, которые я строил, к давним еще жестоким находкам и горьким открытиям, которые я теперь вспоминаю; и все-таки смерть его мне не очень понятна, — умереть так больше пристало бы не ему, а мне: я ведь меланхолик, мечтатель, а в нем было столько необузданного веселья, живости ума, логики, едкой иронии.