Читать «Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали» онлайн - страница 70

Николай Яковлевич Петраков

В дневнике директора канцелярии Главного штаба военного министерства (впоследствии министра двора) В. Ф. Адлерберга зафиксирован разговор Александра II с княгиней Долгоруковой.

На вопрос княгини, известно ли, кто был автором анонимного диплома, последовал ответ: «Нессельроде». Этот ответ до сих пор повергает в шок официальную пушкинистику, поскольку никак не вписывается в логику византийского поведения супругов Нессельроде. То, что они ненавидели Пушкина, не вызывает сомнения. Но от ненависти до конкретных шагов по созданию опуса, бросающего тень на помазанника божьего, – дистанция огромного размера.

Еще труднее предположить, что они были не исполнителями, а вдохновителями некоего заговора по созданию и рассылке столь рискованного по содержанию анонимного текста. Они лучше любого из наших современников усвоили афоризм: «Если знают двое – знает и свинья».

Так что единственное логическое объяснение заявления Александра II: в архивах Нессельроде был найден сокрытый от Николая Павловича восьмой экземпляр анонимного диплома. Это в глазах царствующей семьи бросало тень на царедворца и заставляло заподозрить его в двойной игре.

Глава 12

Год трагических откровений

Драматизм последних месяцев и даже дней жизни Пушкина буквально завораживает и как магнит притягивает к себе биографов поэта. И в этом нет ничего удивительного. Биограф знает развязку. И поэтому наиболее пристально рассматривает те события и те поступки окружавших поэта лиц, которые совершались непосредственно перед развязкой. Следствием этого является гипертрофия значения отдельных персон и фактов в создании и приведении в действие механизма, обеспечившего неотвратимость трагического финала (не обязательно по форме, но исключительно по сути).

Для Пушкина «хеппи-энд» был невозможен не по причине особого коварства Геккерна-старшего и семейства Нессельроде, не по причине влюбленности марионетки Дантеса в жену поэта и возникновения у нее ответного чувства и уж, конечно, не по причине политических разногласий с режимом. Чувству собственного достоинства, самоуважения был нанесен страшный удар. Самолюбие поэта было унижено, растоптано. И удар пришелся по самой незащищенной, самой болевой точке: по «семейственным отношениям». И произошло это в 1834 г. Именно в этом году ревнивый муж получает царскую пощечину в форме камер-юнкерства, именно в этом году поэту грубо отказывают в отставке, а супруга не только не разделяет его планов, но и демонстративно, вопреки ясно выраженной воле мужа, привозит в Санкт-Петербург своих сестер Екатерину и Александру. Дом Пушкина превращается в костюмерную, а жизнь – в сплошной светский раут. Натали почувствовала силу и недвусмысленно показала супругу, что «семейственная жизнь» отныне пойдет по ее сценарию. Все это, конечно, было сделано с ангельской улыбкой и совсем не по злобе, без всякого заранее продуманного коварства. Просто поменялись социальные потенциалы между мужем и женой. В 1831–1832 гг. Натали – глубокая провинциалка, которой в Санкт-Петербурге и при дворе все в ослепительную новинку, а Александр – модный поэт, обласканный царем, имеющий широкие знакомства среди столичного высшего света. Но в 1834 г. она – светская львица, пользующаяся откровенной благосклонностью императора, а Пушкин – довольно не богатый, хотя и широко известный литератор, ревнивый муж, по пустякам раздражающий царя, который не скрывает этого в разговорах с Натали. Так случилось. Наталья Николаевна никоим образом активно не создавала эту ситуацию и не виновата в ее возникновении. Она жила по традициям света, или, как бы теперь сказали, «по понятиям». Пушкин осознал, что Натали ни в чем не виновата, что от нее нельзя требовать «прыгнуть выше головы», действовать вопреки законам придворного мира, вопреки его соблазнам. Показать восемнадцатилетней девушке из Калужской губернии блеск российского императорского двора, одного из самых роскошных в Европе, дать почувствовать ей притягательную силу своей красоты, а потом предложить добровольно уехать практически в лучшие годы в псковскую или нижегородскую глушь – вариант заведомо проигрышный. Конечно, если речь не идет о великой любви или великой жертвенности. Наталья Николаевна была нормальным, обыкновенным человеком. Гений на подсознательном уровне понимал все это, но сравнительно долгое время был «обманываться рад». Пока окружающий мир грубо и зримо не окунул в правду жизни. И окончательное горькое прозрение наступило для Александра Сергеевича в роковом для него 1834 г.