Читать «Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали» онлайн - страница 68

Между прочим, по поводу этой записки Геккерна-старшего среди пушкинистов разгорелся любопытный спор. А. С. Поляков, впервые напечатавший это письмо, считал, что оно написано уже после дуэли в расчете на то, чтобы ввести следственную комиссию в заблуждение и дать косвенное доказательство непричастности Геккернов к написанию диплома. П. Е. Щеголев придерживался иного мнения: «Письмо, на наш взгляд, писано после первого вызова, когда Дантес находился на дежурстве: нельзя допустить, что оно писано после дуэли, когда Дантес был под арестом и когда мадам Н. и графиня София Б. вряд ли согласились бы навещать его на гауптвахте».

Мы согласны со Щеголевым. И к его аргументу готовы добавить еще более весомый. Дело в том, что в следственных материалах по дуэли между Пушкиным и Дантесом отсутствуют два важнейших документа: анонимный диплом (или хотя бы его копия) и письмо Пушкина Бенкендорфу от 21 ноября 1836 г., где поэт прямо обвиняет Геккерна-старшего в написании диплома!

В материалах следствия сохранилось особое мнение аудитора военно-судебной комиссии Маслова, в котором он настаивает на необходимости заслушать объяснения вдовы Пушкина, в частности, по вопросу, «не известно ли ей, какие именно безымянные письма получил покойный муж ея». Требование аудитора Маслова отвергли. Другим документом, говорящим в пользу нашего тезиса, является опись материалов, которыми располагала комиссия. В деле фигурирует письмо Пушкина к Геккерну-старшему от 26 января 1837 г. с оскорблениями в адрес последнего, послужившие поводом для дуэли. Но в этом письме Пушкин убрал ссылки на анонимный диплом и предположения об авторстве анонима. Так зачем же Геккерну-старшему самому поднимать этот вопрос в ходе следствия? Конечно, разбираемое письмо было написано сразу после первого вызова, когда Дантес дежурил в полку. А Нессельроде уже имел экземпляр диплома и, судя по всему, был изрядно напуган его текстом, смысл которого он тут же раскусил.

Нессельроде так и не решился поведать царю о содержании анонимного диплома. Он знал, что иногда бывает с гонцами, несущими плохую весть, и счел за благо затаиться. Поэтому пружина интриги, которую затеял Пушкин, сработала с опозданием, лишь после дуэли.

Только 28 января 1837 г. Николай потребовал от Бенкендорфа и Нессельроде (по линии министерства иностранных дел) полного отчета по делу Пушкина. Тут и всплыли документы, содержание которых поэт так хотел довести до императора еще при жизни. Николай все понял так, как и задумывал Пушкин: текст диплома счел оскорбительным для себя и полностью поверил пушкинской мистификации по поводу личности анонима. Мгновенно голландский посол, часто бывавший в узком кругу приближенных к царской семье, превратился в «каналью». Уже 3 февраля Николай пишет брату Михаилу: «…порицание поведения Геккерна справедливо и заслуженно; он точно вел себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью, и все это тогда открылось, когда после первого вызова на ду эль Дантеса Пушкиным Дантес вдруг посватался к сестре Пушкиной; тогда жена Пушкина открыла мужу всю гнусность поведения обоих, быв во всем невинна».