Читать «Музыка и тишина» онлайн - страница 173

Роуз Тремейн

А если не поправятся и меня Обвинят в Государственной Измене и до конца дней моих бросят в Тюрьму, то у Аптекаря моей Матери я купила — страшно дорого за него заплатив — небольшой горшочек Яда.

Это белая пыль.

Я показываю его Эмилии. Я говорю, что это мой Флакон Смерти.

Она во все глаза смотрит на него, потом на меня, потом снова на него.

— Мадам, — говорит она, — мы умрем?

Я глажу ее по волосам.

— Эмилия, — говорю я, — я не Клеопатра в ее Надгробном памятнике, которая приказывает своим Женщинам поднести к груди гадюку. Если когда-нибудь придется ею воспользоваться, то лишь мне одной, и не будь настолько глупа, чтобы думать иначе.

И я вижу, как из глаз Эмилии скатывается одинокая слеза. Я знаю, что падает она не только из-за мысли о моей смерти, но и потому, что Эмилия полагает, будто Питер Клэр предал ее, и я на какой-то миг раскаиваюсь в том, что украла у нее письмо, поскольку вижу, что она страдает, что она худеет, ее прежде блестящие волосы становятся тусклыми, а щеки бесцветными.

Но я не могу отдать ей письмо. Более того, если придет еще одно, то мне придется перехватить и его. Мне жаль, что она так страдает, но я уверена, что ее Муки ничто в сравнении с моими, и я, право же, могу лишь следовать своему плану и не поддаваться на Сентиментальные Чувства. Потому что Эмилия — мое единственное Утешение, и если она покинет меня, то я просто не буду знать, что мне делать.

— Эмилия, — говорю я, — ты должна забыть своего Музыканта, и я скажу тебе почему. — Затем я иду в свой будуар и наконец приношу предложения, что я выписала из письма, которое нашла в комнате Питера Клэра. Я даю ей Бумагу, и она читает.

Она не двигается, не поднимает глаз, но продолжает стоя читать, словно в Бумаге много тысяч слов и она не может дойти до конца, но должна читать дальше и дальше, пока за окном не стемнеет и не закричат совы. Поэтому я протягиваю руку, забираю у нее листок, а она неподвижно стоит на том же месте, будто ее Заколдовали.

Я роняю Бумагу на пол. Подхожу к Эмилии и пытаюсь обнять ее, чтобы утешить, как она утешает меня, но она стоит в моих объятиях точно каменная, затем молча отворачивается, и я слышу ее шаги вверх по лестнице.

Некоторое время я жду.

Затем подхожу к ее комнате и стучу в дверь, словно она моя госпожа, а я ее Женщина.

Она предлагает мне войти, и я вижу, что она сидит у окна, держа на коленях свою курицу Герду. Эмилия гладит курицу, и единственное, что нарушает в комнате тишину, это звук, который издает курица, глухой, воркующий, немного похожий на мурлыканье кошки.