Читать «Орлы и ангелы» онлайн - страница 77

Юли Цее

Оно бы как раз недурно, говорит, я ведь могла бы написать и об этом. Но, поверь мне, до этого дело не дойдет. Я в таких вещах разбираюсь, это материал первого семестра. Скорее всего, ты в ходе рассказа избудешь комплекс вины перед твоей покойной Тусси и взыграешь по новой.

У меня начинают чесаться руки и ноги, как будто коридоры моего тела стали столбовой дорогой для полчища муравьев, мне отчаянно нужно чем-нибудь заняться. На горизонте уже отчетливая светлая полоса, ночь отдирает жирную черную задницу от земли, медленно, как от липкого стульчака. Выжидаю еще пару мгновений, думаю, не сказать ли мне что-нибудь, но губы у меня онемели и окоченели и отказываются складывать слова и слоги. Поэтому я хватаюсь за баранку и резко дергаю ее на себя.

Машину заносит, она мчится наискось через все три полосы. Лицо Клары искажено ужасом, один глаз оказывается почему-то заметно выше другого. Она выворачивает руль в другую сторону, слышится глухой удар — это Жак Ширак грохается изнутри о стекло. Она кричит, и ее крик дисгармонирует со скрежетом тормозов. Я гляжу в окошко. Лес, холмы, крыло машины, дорожная полоса — все в мгновение ока проносится передо мной, пока автомобиль не останавливается на крайней полосе. Разумеется, он развернут в нужную сторону, да и вообще с нами ровным счетом ничего не случилось.

Клара ничком надает на баранку, ее лицо ритмично нажимает на клаксон в такт тому, как дергаются у нее плечи. Этот звук нервирует меня. Беру ее за загривок и заставляю сесть прямо.

Дорогуша, говорю я ей, я представляю собой для тебя бесконечную опасность, потому что мне глубоко насрать на собственную жизнь, а тебе не насрать на твою. Так что, будь добра, выбирай выражения.

Плакать она перестает, лишь когда мы уже проезжаем Пассау.

Пограничный пропускной пункт еще не демонтирован, указателями выделены подъездные дорожки для грузовиков, автобусов и легкового транспорта, лес вокруг вырублен. Однако за огромными оконными стеклами ни огонька, поднятые шлагбаумы белеют в темноте. Клара тем не менее послушно выбирает полосу, предписанную легковому транспорту. На парковке нет машин. Проезжаем на пятидесяти километрах, не встретив по дороге ни одной живой души. Это Шенген, и мне это нравится.

Когда мы останавливаемся на заправке, Клара передает мне свое портмоне. Обнаруживаю толстую пачку купюр по сто шиллингов. О тех деньгах я совершенно запамятовал. Отслаиваю семь сотенных заплатить за бензин и сигареты. Пока заливают бак, подхожу к багажнику и заглядываю в него. Картонка из-под CD, поместилось бы их в ней штук пятьдесят. Но она сейчас доверху наполнена купюрами. Невольно задаюсь вопросом, когда и при каких обстоятельствах она положила картонку в машину Тома. Во всяком случае, не тогда, когда угоняла нас обоих — и меня, и автомобиль.

Хотя мы еще недалеко уехали из Баварии, выговор хозяина заправки вызывает у меня разлитие желчи. Я люблю венский диалект, и поэтому любое напоминание о нем меня нервирует. На постоялом дворе воняет жареным: шесть утра, и сардельки шипят на решетке гриля. Встаю в очередь за дальнобойщиками в нижних сорочках, обтягивающих жировые отложения на спине. Стою практически впритирку, и парень, что впереди, поворачивается ко мне, пытаясь изобразить на лице угрозу; увидев его покрытые щетиной щеки и мешки под глазами, я осознаю, как жалко, должно быть, выгляжу сам, как жалко и беззащитно. Толстая кельнерша в желтовато-белом фартуке вперевалочку подходит к выключателю, вспыхивает неоновый свет. Покупаю на завтрак кофе и пару булочек.