Читать «Пушкин в жизни» онлайн - страница 449
Викентий Викентьевич Вересаев
52
Дантес, встретившись в Бадене с Андреем Карамзиным, был, безусловно, заинтересован в том, чтобы оправдаться в глазах Карамзиных, так как мнение этого дружественного Пушкину семейства, пользовавшегося уважением в высшем свете Петербурга, могло со временем отразиться на его карьере. Александр Карамзин понял игру Дантеса прежде других и предупреждал брата еще в марте 1837 г.: «Нашему семейству он… заявлял о своей дружбе, передо мной прикидывался откровенным, делал мне ложные признания, разыгрывал честью, благородством души и так постарался, что я поверил его преданности госпоже Пушкиной, его любви к Екатерине Гончаровой, всему тому, одним словом, что было наиболее нелепым, а не тому, что было в действительности. У меня как будто голова закружилась, я был заворожен, но, как бы там ни было, я за это жестоко наказан угрызениями совести, которые до сих пор вкрадываются в мое сердце по многу раз в день и которые я тщетно стараюсь удалить (…). Он меня обманул красивыми словами и заставил меня видеть самоотвержение, высокие чувства там, где была лишь гнусная интрига; верно также и то, что он продолжал и после своей женитьбы ухаживать за госпожой Пушкиной, чему долго я не хотел верить, но, наконец, сдался перед явными доказательствами, которые получил позднее. Всего этого достаточно, брат, для того, чтоб сказать, что ты не должен подавать руку убийце Пушкина» (Переписка Карамзиных, с. 191–192).
Однако несмотря на предупреждение брата и его совет, Андрей вновь сближается с Дантесом. В письме домой от 15 (27) июля он рассказывал: «…За веселым обедом в трактире… Дантес, подстрекаемый шампанским, заставлял нас корчиться от смеха. Кстати о нем. Он меня совершенно обезоружил, пользуясь моим слабым местом: он постоянно выказывал мне столько участия ко всему семейству, он мне так часто говорит про всех вас и про Сашу особенно, называя его по имени, что последние облака негодования во мне рассеялись, и я должен был делать над собой усилие, чтобы не быть с ним таким же дружественным, как прежде» (Старина и новизна, XVII, с. 320–321).
53
Геккерн писал Д. Н. Гончарову из Вены 21 октября 1843 г.: «Два моих предыдущих письма уведомили вас о плохом положении нашей горячо любимой Катрин. С тех пор письма, которые я получил, имели только одну цель: подготовить меня к ужасному несчастью, поразившему нас, – мой бедный славный Жорж лишился супруги, а у его несчастных детей нет больше матери. Наша добрая, святая Катрин угасла утром в воскресенье около 10 часов без страданий, на руках у мужа. Это ужасное несчастье постигло нас 15 октября. Я могу сказать, что смерть этой обожаемой женщины является всеобщей скорбью. Она получила необходимую помощь, которую наша церковь могла оказать ее вероисповеданию. Впрочем, жить так, как она жила, это гарантия блаженства. Она, эта благородная женщина, простила всех, кто мог ее обидеть, и в свою очередь попросила у них прощения перед смертью. Наш долг – безропотно покориться неисповедимым повелениям провидения!!» (После смерти Пушкина, с. 322–324).