Читать «Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера» онлайн - страница 372

Гийом вскочил, вне себя, с глухим раздражением. Разговоры, сцены, которые описывала его жена, наводили на него невыносимую тоску. Ему хотелось зажать ей рот. Он схватил ее за руки, вытащил на середину комнаты.

— Молчи! Молчи! — крикнул он ей. — Ты забыла, что я здесь? Ты слишком жестока, Мадлена.

Но она вырвалась и подбежала к окну.

— Помнится, это окно выходит во двор, — сказала она, отодвигая муслиновую занавеску. — О, я все узнаю, мне хватает лунного света… Вот голубятня из красного кирпича; по вечерам мы смотрели с Жаком, как прилетают, возвращаясь домой, голуби; прежде чем скрыться один за другим в тесных круглых отверстиях, они на минуту присаживались на край крыши, чтобы почистить себе перышки; они жалобно попискивали, целовались… А вот желтая дверь конюшни, она всегда была открыта настежь; мы слышали, как там фыркают лошади; на двор приходило много кур, и, кудахтая, они разгребали солому, раскидывая в стороны отдельные былинки… Мне кажется, это было вчера. Первые два дня я лежала в постели, меня трясла лихорадка. Потом, когда я могла уже встать, я устроилась у окна. Очень грустными показались мне эти бесконечные стены и крыши; но я обожаю животных и целыми часами забавлялась, глядя, как жадно клюют прожорливые куры и нежно милуются голуби… Жак курил, прохаживаясь взад и вперед по комнате. Когда я смеялась и звала его поглядеть на цыпленка, спасавшегося с червяком в клюве, между тем как остальные цыплята бежали следом, желая разделить с ним лакомство, — он подходил, наклонялся, обнимал меня за талию… Он придумал целовать меня в шею мелкими, быстрыми поцелуями, так что его губы, едва касаясь моей кожи, производили легкий, непрерывный звук, вроде поклевывания цыплят, «Я тоже хочу быть цыпленочком», — говорил он шутя…

— Ты замолчишь или нет, Мадлена?! — в бешенстве крикнул Гийом.

Она отошла от окна. Теперь она остановилась у кровати, со странным выражением глядя на нее.

Это было летом, — начала она тихим голосом. — Ночи были очень жаркие. Первые два дня Жак ложился на полу, расстелив тюфяк. Когда лихорадка у меня прошла, мы этот тюфяк тоже положили на постель, где я спала. Когда вечером мы собрались лечь, то увидели, что постель вся сбилась комьями. Жак рассмеялся и сказал, что сюда хоть двадцать сенников положи, а постель все равно не станет мягче… Окно мы оставляли полуоткрытым и, чтобы был доступ воздуха, отодвигали голубые занавески. Те же, что и сейчас висят, — я заметила дырку, которую сделала шпилькой для волос… Я и тогда была уже полная, Жак тоже не худой, и кровать казалась нам очень узкой…

Выведенный из себя, Гийом подбежал и стал между кроватью и Мадленой. Отталкивая ее к камину, он испытывал страшное желание схватить ее за горло, зажать ей рот и заставить молчать.

— Она сходит с ума, — пробормотал он, — не могу же я бить ее.

Молодая женщина, пятясь, дошла до стола, отупело глядя на бледное лицо мужа. Наткнувшись на стол, она быстро повернулась и принялась что-то искать; она осматривала каждое попадавшееся ей на глаза пятно, водя свечой над сальной деревянной поверхностью.