Читать «Токсикология» онлайн - страница 29

— Тебе ещё предстоит многому научиться, Эдди, — боль не кончается в детстве.

И он поставил видео моего остроумия, в котором я по большей части сижу, как лысая крыса, глаза прикрыты, и шепчу слово «мщение» на каждом языке и диалекте, когда-либо известном человечеству.

ДНО

Я чувствую себя мёртвым, как аэроплант, и секретная миссия, которую я взял на себя, растаяла. С моей подругой произошёл несчастный случай?

— Ты погрузился достаточно глубоко, Эдди, дальше будем работать без чана. Ложись вот тут на носилки, а я подключу ЭЭГ.

Лежу, разглядываю потолок подвала.

— Видишь этого жука, Эдди? Нанотек — тысяча микророботов, запёчатлённая в силиконовом субстрате. Мы говорим про медийные мемы, мой друг, индивидуально программируемые нейросборщики в покрытой хитином внутримышечной таблетке, или таблоиды. Действует, как паразит, заставляет тебя питать болезнь. Высиживает роскошные яйца лицемерия в черепной коробке. Превращает общение в гротескный карнавал габаритных огней общих фраз, прямо как ты любишь.

— Я уже его принимал?

— Он уже его принимал — мне это нравится. Скажем так, да, и следующий — мне, а?

— Сколько их можно принять без риска?

— Ни одного. Но я дам тебе бесплатный совет, если у тебя некайфы и непруха.

— Идёт.

Он ткнул столярный гвоздемёт в мою руку и шлёпнул по спусковому крючку.

— Сожми кулак, Эдди.

Некоторое время я слушаю повреждения мозга, кружащиеся в этом месте, раздутый телефон-автомат моих стучащих зубов. Метёт пурга чёрной статики, изменчивая и неуместная. Потом я проваливаюсь мыслями в суету урагана гипотез, пытаюсь обрести устойчивость в водовороте бесконечно рикошетящего пространства. Осознаю, что гложу деревянный камень в сердце персика, правду, которая не меняется от секунды к секунде.

Потом я оказываюсь очень худой в пустоте, медленно формулирующей крики в вакууме. Серая эрозия под бесхребетным небом. Вокруг меня расселись сухие лохи, надёжно подключённые к электростанции противоречий. Из-за целесообразных искажений локальной морали почти невозможно сосредоточиться на одиночном объекте, но я нацеливаюсь на одного парня, ограниченного и облапошенного среди бинарных мнений, получающего постоянные шоки, с которыми он может только соглашаться. Я забальзамирован в нём, вижу сквозь его глаза, а перед ним вспыхивает серый экран — ШОК НАЛОГОВ — ШОК ДЕТЕЙ — ШОК ВОЙНЫ — ШОК РОСКОШИ — и в том же духе, каждую пару секунд. И хотя он реагирует на каждый импульс стиснутыми кулаками и стоном, боль не проходит дальше мышц. Он сам не знает, что притворяется.

Я вытягиваю шею, чтобы лучше разглядеть бесконечную иерархию херни, горгулированный и многослойный, истекая токсинами. Ощущаю джанк, текущий вокруг меня, как яд. Вооружённый исключительно собственной невинностью, я заполнен до самого сердца. Знание здесь стало печёной картошкой, которую предпочитают передать дальше, чем поглотить и переварить. Довод, тонкий, как шкурка с пузика мышки, недоступен. Каждый, кто растил собственный разум, недооценен, нем и бесполезен под высокомерным пренебрежением, испепеляющим снисхождением и саркастической интимностью, заявленной правительством, которое я сейчас воспринимаю как искусственно заниженный, отделанный шипами потолок в дюйме над нами.