Читать «Шутовский колпак» онлайн - страница 30

Когда я представлял, что придется вскрывать голову — например, моему Шуту, у меня начинали дрожать пальцы и противно холодело в животе. И тогда я про себя говорил ему — ну прости, прости, но ты пойми, как же по-другому?

Но все равно чувствовал себя преступником.

— Нужно провернуть все днем, — размышляла Сашок. — Тогда они еще успеют найти Лёлика и вернуть его в театр. И он еще успеет починить кукол до вечернего спектакля.

Сначала беремся за кукол «Щелкунчика», решили мы. Ведь сегодня вечером играют его. Так вернее — не успеем сломать всех, так сломаем самых важных, без которых придется отменять спектакль. Или вспомнить про Лёлика.

Театр уже не собирался засыпать и замирать. Он вздыхал и, казалось даже, иногда смеялся, и пол в коридоре между гримерками мелко-мелко трясся. Театр гремел железными перилами и шуршал костюмами. Казалось, самый длинный антракт закончился.

Мы шли от мастерских мимо Холодного Кармана, и руки у меня потели — казалось, любой встречный сейчас поймет, что у Сашка в кармане маленький ножик. И еще хозяйственные ножницы, чтобы удобнее было подрезать ремешки.

Я всегда любил подходить к кукольной комнате. А сегодня в первый раз мне было страшно. Я боялся не кукол, а себя — того, что я собирался сделать. И еще больше — что в самый последний момент струшу и не сделаю этого.

Интересно, Сашок думала о том же, когда мы задержались перед дверью кукольной комнаты, а потом распахнули ее?

Казалось, мы вот-вот прыгнем с высоты в огромный сугроб.

В комнате было тихо — так тихо и не бывает в театре, подумал я.

Мы стояли в этой тишине с Сашком, и она сказала тихо: «Вот сейчас, прямо сейчас пойдет дождь — прямо тут, под крышей».

И в тишине вдруг хрустнуло в углу. Сашок вздрогнула.

Потом хрустнуло в другом.

Клац-клик-клац — будто кто-то невидимый колол грецкие орехи под новогодней елкой.

Крак-крик-крххр.

Громче и громче — словно вся комната разом ожила и застучала, захрустела и разломилась, как ореховая скорлупа.

И мне показалось — но только, конечно, показалось — что куклы, все-все: и Шут, и Фея, и Гортензия с Жавоттой, и Щелкунчик, и Оловянный солдатик — чуть заметно нам улыбаются.

— Гриня! — прошептала Сашок. — Гляди-ка!

Она подбежала к Шуту, подняла его руку — и та безжизненно повисла. Не так, как обычно бывает у отдыхающей куклы, упруго пружиня у тела, а так, словно Шут вдруг лишился всех нитей.

Будто бы мы и вправду подрезали ножиком папы Сашка все жилы марионеток и сломали гапиты всем тростевым.

— Вот фиговина, — бормотала Сашок, бегая от мышей к Лошарику, от Людмилы к Золушке.

Сломались! Все! Куклы! Разом! Сломались!

Мы смотрели друг на друга — а потом рассмеялись.

Сашок кудахтала, будто суматошная курица, я смеялся так, что у меня свело живот. Вместе со смехом из нас уходил страх. Мы смеялись от радости, что не пришлось, не пришлось ломать лёликовых кукол.

— Куклы сломались! — орала Сашок, словно ненормальная, и, давясь смехом, бежала по коридору.