Читать «Наполеон. Афоризмы» онлайн - страница 4

LXIII

Я обогатил своих офицеров; но мне следовало помнить, что когда человек богат, у него уже нет никакого желания умирать.

LXIV

Отвага укрепляет трон; когда трусость и позор расшатывают его, лучше отречься.

LXV

Я всегда восхищался Митридатом, который думал о завоевании Рима в то время, когда сам был побежден и бежал.

LXVI

Когда я был монархом, каждый раз, когда я пользовался правом помилования, впоследствии всегда раскаивался в этом.

LXVII

В точном наследовании природы не про является трагедия; я предпочитаю группу Лаокоона концу пьесы «Родогун».

LXVIII

Конституционные государства застойны; действия правительства слишком ограничены, что ставит их в самое невыгодное положение в борьбе с могущественными и единолично правящими соседями. Диктатура могла бы помочь им, но она подобна тарану, который пробьет врата столицы еще прежде, чем они будут готовы выдержать удар.

LXIX

Эмигранты, дворяне и священники, потерявшие свои имения и привилегии во время революции, рассчитывали вернуть их с восстановлением старой династии. Они думали, что все еще находятся в Кобленце; они на все смотрели с ложной точки зрения. Они не видели света, они лишь плакали за своими деньгами.

LXX

Старики, которые сохраняют наклонности юнцов, теряют уважение к себе и становятся смешны.

LXXI

Дурак всего лишь утомителен, педант невыносим; никогда не понимал Бональда.

LXXII

Мир физического невероятно узок; правду нужно искать в мире духовном, если хотим проникнуть в глубь политики и войны.

LXXIII

Две партии, ныне существующие во Франции, хоть и разъярены одна на другую, объединяются — но не против конституционного правления, до которого им мало дела, а против кучки честных людей, чье молчание унижает их.

LXXIV

Когда я появился на политической арене, на ней было всего два типа людей; конституционные объединения, требующие аграрных законов во имя Гракха Бабефа; и фрюктидорианцы, которые хотели управлять с помощью военных судов, ссылок и отставок.

LXXV

Нынешние главы фракций во Франции — карлики, вскарабкавшиеся на ходули. Несколько талантливых людей и множество болтунов.

LXXVI

Был грандиозный протест против того, что называют моим деспотизмом; однако я всегда говорил, что нация не является собственностью человека, который правит ею; сейчас же монархи, установившие конституционное правление, другого мнения.

LXXVII

Если бы юрист Гойе, отступник Сиейес, поверенный Ревбель и старьевщик Мулэн сделались королями, я бы запросто стал консулом; я заручился опытом Монтенотти, Лоди, Арколе, Шебрэйса и Абукира.

LXXVIII

Неудачи Франции начиная с 1814 года обусловлены тем обстоятельством, что идеалистов с виртуозной способностью к манипуляции угораздило дорваться до власти. Это люди хаоса, ибо хаос проник в их разум. Они служат Богу и дьяволу.

LXXIX

Для меня не будет будущего, пока мое время не пройдет. Клевета добирается до меня, лишь пока я жив.

LXXX

Случай — единственный справедливый правитель в мире.

LXXXI

Корысть, что властвует над людьми во всех уголках мира, — это язык, который они выучивают без грамматик.

LXXXII

Вернейшее средство могущества: военная сила, обеспеченная законом и управляемая гением. Такова воинская повинность. Достаточно убедиться в этом могуществе — и противоречия исчезают, а власть крепнет. Какой, в самом деле, смысл во всех аргументах софистов, когда командование действенно? Те, кто подчиняется, обязаны придерживаться отданного приказа. Со временем они привыкают к принуждению; они вынимают шпагу, — и все противоречия рассеиваются как дым.