Читать «Пять лет на острове Врангеля» онлайн - страница 189

Я сообщил ему, что Айнана находится в таком состоянии, когда спасти ее уже нельзя, к тому же у меня нет средств и возможностей поднять ее на ноги. Она умрет независимо от того, приеду я или не приеду. Но если я приеду и она умрет при мне, когда я начну ее лечить, то он, Тагью, и все остальные эскимосы будут думать, что она умерла потому, что я плохой доктор, и будут бояться лечиться у меня, а если она умрет без меня, они этого думать не будут.

— Да, начальник, ты говоришь правду, — согласился он со мной.

Позже я узнал, что больная умерла во время отсутствия Тагью. Если бы я приехал на Гусиную, я ее уже не застал бы.

Могу рассказать случай, когда мне пришлось выступить в роли… акушера, хотя никто из нас до того времени в этой роли не выступал.

Как-то мы с Власовой поздно над чем-то работали. В дверь постучали. Вошел Старцев.

— Ареф Иванович!

— Что такое?

— Синеми родила, и мы не знаем, что делать.

— И мы не знаем, что делать, — сказал я.

Но делать что-то нужно было. Стали рыться в книжках, искать, что нужно делать, когда рождается ребенок, как отрезать пуповину и так далее. Но как на-зло в книжках было много всяких теоретических рассуждений, а нужных нам практических указаний не было. Потолковав с Власовой, я вооружился ножницами, хирургическим шелком и отправился на место происшествия.

Обычно родовспоможение всем роженицам на острове оказывали «бабки», таких у нас было две. К врачу в этих случаях, как правило, не обращались, даже жена врача, Пувзяк, рожала под наблюдением «бабки» — своей матери Инкаль. Старцев обратился к нам не потому, что был очень высокого мнения о наших акушерских познаниях и опыте, а потому, что в это время под боком не было «бабки».

У эскимосов и чукчей женщина рожает сидя. Синеми сидела на кровати, и перед нею лежало голенькое тельце крепкого мальчика. Мальчишка орал. Я обмыл руки и ножницы спиртом. Шелк постоянно находился в спирте. Отступя от живота на три пальца, перевязал потуже шелком пуповину и перерезал ее ножницами. Края разреза смочил иодом и легонько прибинтовал марлей. Вот и все.

Сделал я все это в течение двух-трех минут, но лоб у меня взмок, как от тяжелой и продолжительной работы.

Ребенок остался жить и рос здоровым пареньком.

Это был единственный случай, когда я принимал новорожденного.

В разгаре зимы серьезно заболел Павлов. Он работал и кладовщиком и метеорологом, кроме того ежедневно, если не было очень сильного ветра, ездил за плавником. Ему, как и всем нам, хотелось слушать радио, поэтому он ежедневно не досыпал, перерабатывал.

Рабочий день наш в эту зиму складывался так: вставали в 6 часов утра, так как Павлов в 7 часов должен был делать отсчеты на метеостанции. После этого запрягали и ехали за плавником и возвращались к 13-часовому отсчету. До вечера занимались разными работами, после обеда немного спали. Павлов же в 18 часов, в 21 и 1 час должен был делать отсчеты, поэтому он не имел возможности как следует выспаться. Несколько месяцев такой изнуряющей жизни при неполноценном питании к добру привести не могли. Я не досмотрел, что такой образ жизни может привести Павлова к очень неприятным последствиям. В результате у Павлова появился довольно упорный кашель и температура почти круглые сутки держалась выше 37°. По ряду признаков можно было заключить, что у него развивается какой-то процесс в легких. Мы его уложили на две недели в постель, запретили курение, изъяли у него табак, организовали определенную диэту, следили за тем, чтобы комната регулярно проветривалась и чтобы в ней было тепло. Всю его работу я взял на себя. Через некоторое время он стал себя чувствовать лучше. Потом мы разрешили ему выходить ненадолго на воздух, постепенно увеличивая время прогулок. В течение полутора-двух месяцев он пришел в хорошее состояние, прибавил в весе, температура была нормальной, улучшился аппетит. Курить он перестал. Наконец, Павлов заявил мне, что может работать.