Читать «Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие» онлайн - страница 226

Эльга Михайловна Лындина

Разумеется, актриса играет новые роли – в кино и театре. На сцене «Современника» Машу в «Трех сестрах» Чехова, прежде была в этом спектакле Ириной. Сыграла вместе с Евгением Мироновым в Театре наций в «Рассказах Шукшина» сразу несколько ролей. А в 2008 году снялась в фильме Алексея Германа-младшего «Бумажный солдат», получившем две премии на престижном Венецианском Международном кинофестивале.

Формально это картина об отряде первых космонавтов. По сути – о конце «оттепели» в Советском Союзе, соответственно – крушении надежд, потере социальных и нравственных ориентиров, нарастающем внутреннем сломе, отторгающем даже близких людей друг от друга.

Нечто подобное происходит в семье врача при группе космонавтов. Красивые, молодые, образованные, муж и жена потеряли былое согласие. Общение становится невозможным, вызывая раздражение, неприятие, что они сами не могут объяснить и для самих себя. Все потому, что потеряна почва под ногами – почва-вера. А с ней и смысл любого деяния, любого чувства, кроме неприязни, в первую очередь к самим себе.

Играть роль женщины, все больше лишающейся остатков былых надежд, понимающей, что муж уходит от нее, и не к другой женщине, а в небытие, ускоряя свой уход, – вероятно, было очень нелегко. Диалоги смутны. Кажется, все время разыгрывается некий спектакль, его персонажи – лица изначально страдательные, гибнущие. Новые социальные условия, видимо, сжимают тисками, но речи ведутся о другом… Муж тяжело болен, его сердце может остановиться в любую минуту, но он отказывается уехать в Москву, лечиться, вести иной образ жизни. Это не любовь к своему делу, как было положено героям нашего кино, тем более в фильме о первых космонавтах. Это сознательное отречение от жизни, акцентированное, постоянно подчеркиваемое режиссером.

Он не дает актрисе обычно желанного для нее простора. Хаматова принимает эти условия, она драматична, особенно в финале. Овдовевшая, перенесшая операцию на мозге, она живет в долг, зная, что осталось ей немного земных лет, а может быть и дней. Наверное, у страстной, эмоциональной Хаматовой еще не было ролей такого плана. То ли это какие-то новые векторы в ее исканиях, то ли обретение некого опыта в попытке отойти от себя?

Она родила третью дочь. Сейчас ее спутник режиссер и продюсер Александр Шейн. Репетирует новый спектакль «Враги. История любви» на сцене «Современника». В октябре 2010 года участвовала в церемонии закладки первого камня будущего Детского оздоровительного центра. Читает предложенные ей сценарии. Искусство для нее – «сокращенная вселенная», в которой она так или иначе, но всегда говорит о любви и свободе, подымаясь на новые ступени. Таких ступеней у нее впереди еще очень много…

«ДУША – ЭТО СОПРОТИВЛЕНИЕ» Константин Хабенский

Каждое время ищет и находит своего главного актера на роль Гамлета. И каждый такой актер заново переосмысливает великий текст Шекспира, расставляя свои акценты.

Константин Хабенский сыграл Гамлета в концертном исполнении, аранжированном музыкой Чайковского. Но о его Гамлете думалось почти с первых появлений Хабенского на экране. А позже – глядя на актера в роли… Лукашина в картине Тимура Бекмамбетова «Ирония судьбы-2». Казалось бы, этот более чем средний фильм менее всего способен ассоциироваться с гениальной пьесой, рождая размышления о герое, исполненном трагических противоречий, о смысле жизни.

Однако в скромном российском гражданине Лукашине, не достигшем карьерных высот, не сколотившем солидного состояния, не обладающем высоким социальным статусом, хотя, быть может, именно поэтому время ощущалось как бы преломленным через сознание человека, пытающегося самой природой своей отстраниться от грязи, пошлости, цинизма и холодной жестокости наших дней. И пусть не сопоставимы масштабы трагедии Гамлета и личной драмы обыкновенного россиянина начала XXI века. Но близка их рефлексия, их уход в себя, их тоска о поверженных ценностях.

В этой работе, возможно и не оставившей заметного следа на пути Константина Хабенского, актер неожиданно рассказал о душе, сжатой болью, которую вряд ли излечит роман с холодноватой питерской барышней. Счастливый финал их взаимоотношений, грядущий брак как-то не обещал безмятежного счастья и желанной гармонии для Лукашина, о чем он сам хорошо знал, как бы удачно ни складывались обстоятельства его жизни.

Было в природе этого героя и нечто близкое определению, пришедшему еще из XIX века: «лишний человек». Нас, советских школьников, бессмысленно долго и настойчиво учили смотреть как бы сверху вниз на этих «лишних». Места под солнцем, по мнению партийных идеологов, заслуживали те, кто сделан из стали или железа, – «гвозди бы делать из этих людей». На самом деле всегда существуют люди, тоскующие по совершенству и оттого не желающие мириться с несовершенством собственным. Наделенные печальной жаждой справедливости, которая никогда не будет утолена. О них писали классики, о них игрались пьесы, они часто становились лучшими созданиями великих артистов.

Применительно к современности мы стали забывать об этих персонажах, подавленные натиском новых хозяев жизни. Триумф жестокой и не знающей жалости воли стал для многих идеалом, нередко и независимо от того, на что эта воля направлена, хотя все это оборачивалось умением найти воду помутнее и вытащить из нее рыбку пожирнее. Хабенский начал спорить с этим одним из первых.

В его обширном кинорепертуаре есть несколько героев, изначально начертавших для себя путь борца и закованных в броню долга. Большинство таких работ имели несомненный и оправданный успех. Однако, если приглядеться, и борцы, воплощающие, реализующие идею служения однажды данному слову или присяге, служения родине – той, какой мечтает ее видеть этот человек, даже по большому счету эти почти канонические образы в решении Хабенского прежде всего были людьми, в сомнениях и боли приходящими к служению высокой идее. Случалось и так, что его герои могли надорваться в борьбе и далее существовать уже отчасти по инерции. Но и тогда они не уходили с избранной когда-то дороги: так подсказывало и приказывало им сердце. Царь Федор Иоаннович в одноименной пьесе Толстого говорил, что «смыслит» там, где надо ведать сердце человека. Сегодня, один из, увы, немногих, Хабенский-актер обращается к такому «веданию», хотя далеко не всегда оно приносит человеку радость и покой. Но по-другому нельзя… По-другому и жить незачем…

Разумеется, все это было уже от века сказано и сыграно. Но каждый раз время меняло акценты, что чутко уловил Хабенский, связывая вечное и нынешнее. Его герои обычно испытывают ранящее ощущение вины перед собой, перед другими за мир, в котором процветает злодейство в разных формах: от спокойного, хорошо взвешенного лицемерия до громких преступлений, к которым многие причастны в той или иной мере. Кто-то причастен уже хотя бы потому, что просто существует где-то рядом, видит или знает об этом, но уходит в сторону, отворачивает взгляд. Для сыгранных Хабенским персонажей в этом отступлении – грех. Если же они позволяют себе это хотя бы в малой мере, то мука сердечная сковывает их, заставляет замкнуться, не дает сил прийти к согласию с миром и самим собою.

Поначалу ростки такого душевного страдания, боли проявлялись на сцене. Особенно на сцене Санкт-Петербургского Театра имени Ленсовета, где Хабенский сыграл свои первые значительные роли.

В кино он начинал много скромнее: роли были крошечные, что актер воспринимал совершенно адекватно. Тем более что актерская профессия не была мечтой Кости Хабенского, выношенной с малых лет.

«У меня было МОЕ детство. По сравнению с кем-то оно было, может быть, очень счастливым или, наоборот, несчастным. Но в нем было место и хорошим моментам…» – таково резюме Хабенского в ответ на вопрос о его детских годах.

Он родился под знаком Козерога 11 января 1972 года в Ленинграде. Родители – физики, инженеры. Позже мать актера, Татьяна Геннадьевна, стала учительницей в средней школе. Через некоторое время семья переехала на Север, в Нижневартовск. Вернулись оттуда, когда сын был уже в шестом классе. Из северных воспоминаний Константина: однажды его угораздило провалиться в канализационный люк. Мама нашла его упрямо висевшим на кончиках пальцев, не давая себе упасть. Согласитесь – недюжинное проявление силы воли для подростка…

История и семейные предания не сохранили воспоминаний, например, о том, как удачно Костя читал стихи на пионерских сборах, или об участии его в школьных драматических коллективах. Вероятно, ничего этого просто и не было.

После восьмого класса Константин поступил в техникум авиационного приборостроения и автоматики. По его словам, занимался там «начинкой» советских самолетов, вертолетов и даже космических кораблей. Точные науки, чертежи, расчеты… Хабенскому оставалось только защитить диплом, чтобы начать работать по специальности, когда он – рывком – как бы похоронил такое будущее, простившись с техникумом. Его маленький бунт не был целенаправленным, если иметь в виду выбор им нового пути. Скорее всего, Хабенскому стало скучно при мысли о том, чему он должен посвятить всю свою жизнь. Оказалось, что до поры до времени неясные метания привели к бунту, к резкой перемене судьбы, так что бунт был совсем не случаен. А дальше бунтовщика вела уже собственная логика, входившая в противоречие с логикой бытовой. Он стал искать то новое, что было бы ему действительно близко.

Из интервью с актером:

«– Ваши родители не имеют отношения к актерской профессии?

– Нет, они оба инженеры. Мама сейчас работает в школе (интервью было дано одиннадцать лет назад. – Э.Л. ), преподает математику. А папа работает по специальности.

– А почему вы решили стать актером?

– Мечта детства у меня была, как у всех мальчишек, космонавтом стать или моряком. Поэтому после восьмого класса я поступил в техникум авиационного приборостроения и автоматики, стал заниматься тем, чем пичкают в данный момент наши самолеты, вертолеты, космические корабли.

Отучился три года, и осталось только диплом защитить. И вдруг понял: все, я пошел отсюда, не мое это. Диплома о среднем образовании мне так и не дали. Пришлось экстерном пересдавать все общеобразовательные предметы в вечерней школе. Потом я пошел работать. Стал осваивать все профессии: сторожа, полотера, дворника, монтировщика сцены, актера… (И еще пел в подземном переходе – не было ли это первыми шагами на сцену и на экран? – Э.Л. )

– А почему вдруг в этом ряду актерская профессия появилась?

– Смежная была специальность. Я вешал декорации в театре. Вскоре стал выходить на сцену в массовке и говорил слова, например: «Ура!» Потом слов стало больше, я втянулся и перестал вешать декорации. И уже как бы решил: кривляться – оно полегче, чем вешать декорации. И стал пробовать поступить в театральный институт. Поступал я и в Питере, и в Москве…»

В результате в 1990 году Константин Хабенский поступил в Ленинградский Государственный институт театра, музыки и кино на актерский факультет, к одному из лучших театральных педагогов Северной столицы Вениамину Фильштинскому.

На мой взгляд, всегда интересно обратить внимание на программу, которую выбирает для поступления абитуриент актерского факультета. В ней не могут не проявиться его личные пристрастия в литературе, а это в какой-то мере характеризует и самого человека. Константин вспоминает, что менял программы на каждом отборочном туре, читал он Пушкина, Гумилева, Маяковского, Зощенко, басни Крылова и Сергея Михалкова. Интереснее всего, наверное, обращение Константина к поэзии Николая Гумилева, который в начале 90-х заново открывался для России. Открывалась поэзия провидческая, мужская, звучала тема нарастающей тревоги, близкая 90-м. И предощущение гибели поэта.

Хабенскому было восемнадцать, когда он читал своим экзаменаторам Гумилева. Умирал огромный Советский Союз, судороги, агония страны проецировались на становление молодого поколения. Перед ним открывался новый мир, чужой, с иными критериями, иной нравственной опорой. Параллельно погибала культура, разрушенная тупыми вандалами. Молодые всегда на все это активно реагируют, приобщаясь к новым векторам.

В театральных исканиях, ролях Хабенского это даст знать о себе достаточно скоро, когда он сыграет заглавную роль в «Калигуле», сыграет в «Войцеке», сыграет Эстрагона в пьесе Беккета «В ожидании Годо».

В кино же складывалась ситуация знакомая и узнаваемая для начинающего артиста. И характерная для кинематографа первой половины 90-х годов прошлого века.

Хабенского приглашали на эпизоды. Правда, был среди них, по метражу очень скромный, но памятный в картине «Хрусталев, машину!» Алексея Германа-старшего. В этом фильме Константин снимался с сокурсниками, своими друзьями Михаилом Пореченковым и Михаилом Трухиным. Этот ансамбль-трио существует по сей день, теперь уже на сцене МХТ имени Чехова.

В 2010 году Хабенского, уже обретшего огромную известность, спросили, верит ли он в чудеса? Ответ был неожиданным и очень интересным: «То, как я попал в картину к Герману-старшему, похоже на нечто волшебное, фантастическое. Тогда все как-то удивительно сошлось. У нас был выпускной спектакль. Играли я, Миша Трухин, Миша Пореченков. Председателем экзаменационной комиссии был Герман. Он посмотрел наш спектакль. Потом мы сидели, смотрели телевизор. Как раз выступал Герман, что-то рассказывал, и Миша Трухин сказал: «Вот у кого надо сниматься». А уже на следующий день – звонок от ассистенток Германа. Герман для нас придумал рольки. Неделю мы репетировали, потом снимали. Это была фантастика. Мы, открыв рот, смотрели, как Герман все это лепит… это было искусство».

Хабенский и Пореченков не раз вместе снимались в кино. Вместе они работают с завидным постоянством.

«У меня замечательные друзья, – говорит Хабенский. – Все мы из театральной сферы и не даем друг другу успокоиться, почувствовать себя кинозвездами. Поэтому периодически друг друга «опускаем» на землю, объясняем иногда с помощью нецензурных выражений, что ты-де значишь на самом деле и еще – что «все преходяще, но музыка вечна…»

– В вашем с Пореченковым тандеме есть лидер? – спросил интервьюер Хабенского.

– В велоспорте, если ты едешь первым, это не значит, что ты лидер, а значит то, что ты изматываешь противника, а потом уступишь место партнеру, который должен рвануть вперед до финиша. А мы с ним не на велосипедах едем. На самом деле мы сидим с ним в одном самолете.

В «Калигуле» Хабенский играл вместе с Пореченковым, занятым в роли Геликона. После этого спектакля питерские критики заговорили о Хабенском как об одном из самых многообещающих петербургских актеров нового поколения. Некоторые критики называли его «питерским Меньшиковым», вспоминая о блистательном исполнении этой роли московским премьером.

Интересен комментарий Хабенского в связи с этим: «Может быть, сравнивают по спектаклю «Калигула». Олег тоже играл в «Калигуле». Правда, у другого режиссера, в другом театре и в другое время. Мы пересеклись в одной роли. Что тут сравнивать?..

Работа была с очень тяжелым материалом. У Камю такая глыба философии, смысла, что во время репетиций два или три раза я был готов просто уйти из театра. Но обошлось. Видимо, мне просто интересно преодолевать себя».

«В другое время» – эти слова актера во многом дают ключ к исканиям Хабенского.

За десять лет, разделяющих две постановки «Калигулы», в России резко изменилась общественная ситуация, сами исторические условия. Хабенский не мог не предложить свою трактовку – живой театр не может существовать иначе.

Забегаю вперед. В 2009 году Константин Хабенский в рамках фестиваля «Святая Анна» выступил перед молодыми кинематографистами, представив «Калигулу» в концертном исполнении. С точно продуманной интонацией, учитывая жанровые рамки нового спектакля, Хабенский прочел пьесу, как бы представляя монстра-императора в окружении остальных персонажей – протагонист и хор в исполнении одного актера. При этом остальные персонажи не обрамление: у каждого своя миссия. Кто-то рабски угождает, кто-то объят страхом, кто-то смирился с тем, что он обречен. Протестует только Геликон – протестует по-своему, отступая от Калигулы, который еще недавно был его другом, которого он любил, оберегал и на первых порах, кажется, понимал.

Но слишком велика тоска Геликона о том времени, о невозможности любить этого мальчика, живущего гибельными страстями, не позволяющими Геликону, как прежде, существовать рядом с императором. Горечь, ностальгия по прошлому понятны и Калигуле, но он уже не способен вернуться к навсегда утраченному. Оттого не прощает он Геликона – не прощая самого себя.

Не знаю, было ли так задумано или некий приказ подсознания, актерской интуиции подсказал актеру, в данном случае и Геликону в его решении, что в мрачном хороводе, пляшущем вокруг императора, самым яркий дуэт – это Калигула – Геликон. Тот, кто убил свою душу, должен был убить того, кто душу сохранил…

Слушать концертную композицию Хабенского было интересно и потому, что в ней жило время, не притянутое за уши, открывавшее в том числе и перемены в нашей общей жизни. В 1989 году спектакль Театра имени Моссовета «Калигула» в режиссуре Петра Фоменко буквально вонзался в современность, предрекая новые катаклизмы. У Меньшикова одинокий юноша по имени Калигула терзался жаждой совершенства, что было, разумеется, тоской романтика. Совершенство невозможно, и поэтому юноша все больше и больше ненавидел уродливый, искаженный мир и обывателей, принимающих мир таким, каков он есть. Пока смерть не становилась для Калигулы желанным исходом: император звал и находил ее – как последнее успокоение. Неотступность и безусловность смерти для каждого и являли собой для Калигулы то совершенство, о котором он мечтал.

Калигула Хабенского твердо знал, что совершенство – иллюзия. В страну пришла свобода, казалось бы, нечто самое невероятное, нереальное еще несколько лет назад. Но эта вымечтанная свобода, это величайшее благо, принесла новую боль и новые унижения. Калигула 90-х уже ничем не может обмануться. Оттого он бесстрашен, оттого трезво осознает свое будущее. И оттого грешит, не опасаясь земной кары. Все это живая боль нового поколения, испытывающего острое кислородное голодание в отсутствие консолидирующей идеи. И вместе с тем ненасытную жажду жизни во всех ее проявлениях. Хотя именно эта жажда в результате вела к поступкам, жизнь уничтожающим.

Своего Калигулу Хабенский отстаивал едва ли не с нежностью: «Это же мальчик, который закрывает глаза, и когда открывает, идет на сознательное самоуничтожение, воплощает все свои самые сумасшедшие фантазии.

– У мальчика жесткие фантазии, – возражает ему критик, – немногие выбрались живыми.

– А что происходит у нас в голове? – парирует Хабенский. – Какие мысли там вертятся? Что мы не говорим вслух при взлете самолета? Что мы прокручиваем в голове: а что, если мы скажем этому человеку не «да», а «нет»? Не всегда наши фантазии пахнут цветами…»

Молодой актер уже тогда обладал точностью социально-исторической типажности. И подлинным эмоциональным накалом, что в его профессии становилось уже почти раритетом.

Хабенскому изначально оказалась близка тема трагической попытки переломить судьбу, он будет не раз возвращаться к ней, причем в своих лучших ролях. Его герои в определенной экстремальной ситуации будут проявлять волю в столкновении с силами, в общем, от него отчужденными, заставляя его в итоге смириться с поражением. В чем-то это поражение рок, рожденный новым буржуазным укладом, в котором мы все нынче обретаемся.

Впрочем, затронув эту тему, я делаю сразу несколько шагов вперед от того момента в биографии Хабенского, когда он только начал становиться заметным лицом в театральной жизни Петербурга, а в кино еще нащупывал свою дорогу.

Если вернуться к этому моменту его пути, то следует, вероятно, вспомнить, что в 1995 году Константин был принят в Экспериментальный театр «Перекресток», в котором проработал год. Одновременно он был ведущим музыкальных и информационных программ на Ленинградском телевидении.

В 1996 году вступает в труппу Театра «Сатирикон» под руководством Константина Райкина, где играл роли второго плана в «Трехгрошовой опере» и «Сирано де Бержераке». И вскоре ушел оттуда – по его словам, потому что там у него было мало работы, возвратился в Петербург, в Театр имени Ленсовета.

Через год произошла встреча, которая с дистанции времени кажется судьбоносной, хотя прямого, реального результата сразу после нее не последовало. Тогда два незнакомых человека просто обменялись словами, не предполагая, что достаточно скоро соединятся в совместной работе, успешной и продолжившейся.

Конастантин Хабенский спускался по лестнице киностудии «Ленфильм». Навстречу ему поднимался человек. «Что-то я тебя не знаю», – неожиданно сказал он Хабенскому. – «Я тебя тоже не знаю», – ответил актер. И они разошлись, но через несколько шагов обернулись, глядя друг на друга. «Будешь сниматься», – бросил он Константину и побежал дальше. «Кто это?» – спросил Хабенский проходившего мимо своего коллегу. – «Режиссер Дима Месхиев…»

Возможно, это легенда, из тех, что нередко возникают вокруг известных имен. Но коль скоро так было на самом деле, то Месхиев не только верно предсказал будущее Хабенского, но и сам впоследствии не раз снимал его.

А пока актер, как истинный Козерог, не спеша создавал свою кинобиографию. В 1997 году он получил премию за лучшую мужскую роль в картине «Дом для богатых». 1998 год ознаменовался уже реальной рабочей встречей актера с Дмитрием Месхиевым в картине «Женская собственность». Критики отнесли этот фильм к жанру романтической мелодрамы, с чем, в общем, нельзя не согласиться. Однако участие Хабенского внесло своеобразные обертоны в историю любви юного студента театрального института Андрея Калинина и знаменитой актрисы Елизаветы Каминской.

Андрей поступает в театральный институт на актерский факультет. Каминская – член приемной комиссии, строгая, замкнутая, кажется, неумолимая женщина, уже увядающая, но еще красивая. Ее глаза не умеют улыбаться. Однако ничто не останавливает Андрея, который обрушивает на Каминскую страстное признание в любви. И она сдается. Но даже в их близости она как бы не позволяет Андрею перейти какую-то невидимую, ею очерченную границу, не давая любовнику возможности проникнуть в нечто, что Елизавета таит от него.

Роль в «Женской собственности» немедленно сделала Хабенского суперпопулярным. На мой взгляд, его герой оказался в центре внимания как человек, ищущий в жизни согласия со своими идеалами. Ищущий гармонии в романтической любви к женщине, подруге, которая становится смыслом его дней.

В это время на экран приходили совсем другие герои. Любимцем страны стал Данила Багров, сыгранный Сергеем Бодровым-младшим в картинах «Брат» и «Брат-2». Киллер, живущий «по понятиям», которые в то время становились чуть ли не моральным кодексом для его сверстников, да и для людей постарше.

Сила творческой природы Константина Хабенского проявилась в том, что ему, одному из очень немногих, было дано романтикой связать прошлое и настоящее, в котором все-таки находилось место для любви на все времена. Происходило это тогда, когда Россия жила радикальными переменами, отметая прошлое, даже иногда сметая его. Перемены сопровождались экстазом, внешними жестами, пылкими речами… Но молодой актер интуитивно не принимал абсолютную зависимость от новых ценностей, хотя, казалось бы, к тому подталкивал возраст. Он с убежденным достоинством жил ценностями вечными, оберегая свою душу.

На сцене, в кино продолжали являться новые кумиры. Как Данила Багров, они как будто и знали, что сегодня нужно зрителю: безжалостная сила, способность прагматично мыслить, укрощая собственные чувства, быть жестким и решительно нацеленным на блага. Иначе не выжить. Хабенский существовал на других просторах, вместе с тем не опасаясь окружающих реалий. Его максималист Андрей Калинин знал, что должен есть, пить, покупать для себя, по крайней мере, что-то необходимое… И все же он существовал в другом измерении в сравнении с многими, его ровесниками. После смерти Елизаветы Каминской, скрывавшей от Андрея свою обреченность (она была неизлечимо больна и знала, что ей осталось жить уже недолго), Калинин остается один. Один даже в более широком смысле, нежели потеря любимой женщины. Любовь укрепила в нем готовность жить в соответствии со своими чувствами и защищать себя от разменных связей. Этой особостью, отличием от тьмы персонажей, существующих только «здесь и сейчас», Хабенский после выхода на экран «Женской собственности» стал притягателен для зрителей.

…После смерти Каминской Андрей уезжает с киноэкспедицией на натурные съемки, согласившись на пустяковую роль, чтобы хоть на время забыться, в надежде, что перемена места, образа жизни поможет ему уйти от горьких воспоминаний. Увы… Современные женщины, в том числе и кинематографистки, истомленные жаждой любви, встречи с мужчиной верным и нежным, женщины эти очень скоро угадывают в Андрее Калинине, актере отнюдь не выдающегося дарования, зато свободном от брачных уз, вроде бы потенциального любовника. Некоего принца, явившегося к ним, чтобы составить счастье одной из них.

Неслучайно фильм точно назван «Женская собственность». В названии заложена солидная доля иронии. Андрей, как дорогой и желанный приз, оказывается в центре борьбы нескольких дам не юного возраста – от супермодных актрис-звезд до весьма упитанной бухгалтерши, вполне откровенно заявляющей свои претензии. Только ничьей собственностью Андрей так и не становится. При всей своей внешней якобы покладистости (он к тому же еще не оправился от удара, нанесенного ему смертью Каминской) он никому не хочет принадлежать. В старинном романсе «Ночи безумные» есть фраза: «В прошлом ищу невозможного…». При всей ее романсовой наивности эта фраза соответствует мироощущению Андрея, не желающего жить по новым, сниженным критериям. Щедрость и нерасчетливость отношений остались для него незыблемыми.

Андрей открывает их в Оле, молоденькой сотруднице бухгалтерии съемочной группы, смешной, застенчивой, неяркой (Дмитрию Месхиеву удалось усмирить буйный темперамент и снизить сверхактивность молодой в ту пору актрисы Амалии Мордвиновой, игравшей Ольгу).

Ольга как будто полная противоположность блестящей и знаменитой актрисе, красавице Елизавете Каминской. Но Андрей ощущает в ней ту же искреннюю щедрость души, верность и способность отстоять свою независимость. Поэтому не хочет терять ее, дающую ему силы жить и снова любить в преломлении нового опыта – жизни после ухода Каминской.

Константин Хабенский не красавец, хотя в последнее время его портреты часто появляются на страницах глянцевых журналов. Не богатырь. У него нервное, тонкое лицо питерского интеллигента. Чуть ускользающий взгляд, обращенный более внутрь себя, нежели на других. Возможно, он подкупает этой не наигранной печальной отрешенностью, и люди ищут разгадку его печали. Вместе с тем в нем ощутима бесстрашная способность к самоиронии, но лишенной самоуничижения.

«Женская собственность» стала первым звучным шагом актера, который в начале нового тысячелетия с тоской сыграл попытку человека вырваться из одиночества, найти того, которому он сможет доверить свое самое сокровенное.

Не уверена в правомерности своей мысли о том, чем отличался Константин Хабенский от многих его сверстников-актеров, но я бы назвала это искренней эмоциональностью и внутренней экспрессивностью. Выраженной не в бурных внешних реакциях, за которыми часто пустота. Экспрессия актера рождается в настойчивом желании человека не дать враждебному миру сломать ему хребет. В желании то ли вместе с любимой женщиной, то ли с другом или друзьями высвободиться из удушающего отчаяния, Кому-то это покажется излишне пафосным, особенно если соотнести достаточно аскетичный поначалу актерский почерк Хабенского, особенно в кино, с этим предположением. Не исключаю, что это моя эмоциональная оценка, но она рождена суммой впечатлений от ролей, сыгранных Константином Хабенским, во-первых. Во-вторых, сегодня в нашем театре и особенно в кино обидно мало актеров, герои которых вносят подлинное напряжение в историю своих героев.

В «Женской собственности» Хабенский играл любовь с драматическим изломом. В реальной жизни у него было все ровно наоборот. Но, пожалуй, лучше здесь дать слово самому Хабенскому. Цитирую интервью, которое в 2002 году дал он, счастливый, любящий и любимый молодой муж:

«– Однажды Настя (будущая жена Хабенского) приехала на майские праздники в Питер. В один из вечеров они зашли попить пива в кафе около нашего Театра Ленсовета. Одновременно туда пришел и я в компании приятелей-актеров – мы часто там ужинали. Так получилось, что мы с Настей сели за соседние столики. Я никогда не верил в отношения, которые начинаются с первой секунды. И зря! У нас как раз и случилась любовь с первого раза. Вот такая воля случая. Мы как-то сразу увидели друг друга. А когда она с друзьями собралась уходить, я вышел за ними и предложил на следующий день прийти в театр, на мой спектакль.

– Вы только Настю пригласили или всю компанию?

В разговор вступает Анастасия:

– Костя – человек интеллигентный, поэтому он не мог пригласить в театр только меня одну. Но мы в тот день должны были возвращаться в Москву. Я сказала об этом Косте, но все же… Ничего не пообещав, я попросила его на всякий случай билет для меня оставить, мол, может быть, я и приду. В результате друзья мои уехали, а я свой билет на поезд поменяла – что-то мне подсказывало, что следует остаться… Но я тогда не знала, кто такой Хабенский, хотя и чувствовала, что где-то Костю видела.

– Неужели не признали? Ведь в то время по каналу «ОРТ» уже шел сериал «Убойная сила», да и «Женскую собственность» не раз показывали.

– Телевизор я смотрю редко. Он у меня, правда, включен всегда, но без звука. Поэтому когда я увидела Костю в том кафе, то совершенно не отнеслась к нему как к знаменитости. Просто заметила, что симпатичный молодой человек на меня поглядывает. Ну и сама стала к нему присматриваться. А вот когда я посмотрела спектакль «Калигула» с Костей в главной роли, то была потрясена.

Не зная, какой он в жизни, я даже испугалась, настолько он был убедителен в этом образе. Помню, подумала: как же я буду с ним общаться? Но он вышел после спектакля такой… совершенно милейший. Мы поговорили о спектакле, а потом всю ночь проиграли в клубе в бильярд.

На поезд Костя посадил меня лишь на следующий день. И я уехала домой, в Москву.

– Костя, каким образом вам удалось поддерживать с Настей отношения при вашей-то нескончаемой занятости в театре и в кино?

– Настя тоже постоянно была в разъездах, все время уезжала на слеты, тренировки. Она тогда занималась дичайшим, на мой взгляд, видом спорта – подводным ориентированием, имела даже какой-то разряд. Так что мы в основном перезванивались, а встречались очень редко. В общем, это был ужас! Поэтому я через некоторое время сделал ей предложение.

– И Настя сразу ответила «да»?

– Далеко не сразу, около года решалась. Время от времени она приезжала в Питер и пыталась жить здесь подолгу. Однажды даже вполне сносно провела пол-лета, но как только наступила осень и началась знаменитая питерская «достоевщина» – беспросветная, серая хмарь с унылым дождем, Настя не выдержала и уехала домой.

Но вскоре опять стала наведываться – на пару недель, на выходные и наконец однажды осталась насовсем. Дело в том, что в Москве Настя некоторое время работала на НТВ, потом на ТВ-6, но в тот момент с работы она ушла и была на перепутье: обдумывала, куда бы ей пойти работать? Поэтому, с точки зрения трудовой деятельности, в столице ее ничего не держало.

В Питере первое время Насте, конечно, было тяжеловато. Но потом она пообвыклась.

– Свадьба была под стать знакомству – такой же романтичной?

– Мы уже год как женаты. А свадьба была забавной. У меня одиннадцатого января день рождения, а церемонию бракосочетания нам назначили на следующий день. Догадываетесь, что у нас было за настроение после празднования? Ни я, ни Настя не придавали особого значения бракосочетанию. Поэтому в загс мы пошли вдвоем – не хотелось ни свидетелей, ни свадебных нарядов. Я – в кожаных штанах и свитере, Настя – в джинсах и свитере. Расписавшись, мы услышали, как тетка в коридоре сказала: «Господи, что за день сегодня – одни кретины женятся!». А дальше было еще веселее: мы с Настей в этот день потерялись. Факт бракосочетания мы с друзьями отмечали в одном очень большом питерском клубе. Вдруг в какой-то момент моя жена исчезла. Я пошел ее разыскивать, а она пыталась найти меня. Так всю ночь мы друг друга искали, не имея возможности даже созвониться, потому что мой мобильный телефон остался у Насти. Вот такая у нас была первая брачная ночь.

… Анастасия Федотова, в замужестве Хабенская, училась на факультете журналистики Московского государственного университета. Став женой Константина, работу она оставила и стала спутницей мужа. Уже после ухода Анастасии из жизни журналисты писали, что одним из непременных условий в рейдере Хабенского было пребывание жены вместе с ним во время киноэкспедиций. Они оба не хотели надолго разлучаться.