Читать «Женщина, вечная девочка... (сборник)» онлайн - страница 14
Римма Федоровна Казакова
«Женщина картошку продает…»
Женщина картошку продает.
Скромная, нехитрая забота.
Что мелка картошка, злится кто-то.
Говорит: – Что делать? Недород…
Рукавицы грязные на ней,
фартук ржой и сыростью изгложен,
а лицо от этого моложе,
и глаза красивей и синей.
Глянула спокойно и светло,
проследила – тоже вроде малость, –
чтобы гниль какая не попалась
и в мои каких-то три кило…
В овощном отделе день-деньской
женщина картошкою торгует.
Кто-то мандарины атакует,
финики… А здесь – весь род людской!
С ней бывает грубоват народ.
Может быть, была б она счастливей
при лимонах и при черносливе…
Но она картошку продает.
С благородной тяжестью своей
выхожу в морозный день погожий.
Улыбаюсь: чем-то мы похожи,
хоть об этом неизвестно ей.
Не изыск – и вы, мои дела.
Кто-то скажет: пахнет ширпотребом…
Я скажу: картошкою и хлебом
жизнь всегда незыблема была.
И уж если человек не слеп,
то, что он берет с моей ладошки,
это – наподобие картошки,
это просто, как обычный хлеб.
Музыка работы, скрип весов…
Музыка движений односложных,
осторожных, нужных, неоплошных,
музыка дыханий, голосов…
И во мне безудержно поет
музыка – такая же по сути!
Кто – осудит, ну а кто – рассудит:
женщина картошку продает.
Гомер
И. Кашежевой
Не важно, что Гомер был слеп.
А может, так и проще…
Когда стихи уже – как хлеб,
они вкусней на ощупь.
Когда строка в руке – как вещь,
а не туманный символ…
Гомер был слеп, и был он весь –
в словах произносимых.
В них все деянию равно.
В них нет игры и фальши.
В них то, что – там, давным-давно,
и то, что будет дальше.
Слепцу орали: – Замолчи! —
Но, не тупясь, не старясь,
стихи ломались, как мечи,
и все-таки остались.
Они пришли издалека,
шагнув из утра в утро,
позелененные слегка,
как бронзовая утварь.
Они – страннейшая из мер,
что в мир несем собою…
Гомер был слеп, и он умел
любить слепой любовью.
И мир, который он любил
чутьем неистребимым,
не черным был, не белым был,
а просто был любимым.
А в уши грохот войн гремел,
и ветер смерти веял…
Но слепо утверждал Гомер
тот мир, в который верил.
…И мы, задорные певцы
любви, добра и веры,
порой такие же слепцы,
хотя и не Гомеры.
А жизнь сурова и трезва,
и – не переиначить!
Куда вы ломитесь, слова,
из глубины незрячей?
Из бездны белого листа,
из чистой, серебристой, –
юродивые, босота,
слепые бандуристы…