Читать «Изгнание Изяслава» онлайн - страница 112

Игорь Маркович Росоховатский

Мак теперь знал:мысли человека не умирают, душа не умирает… А тело? Может быть, и тело не умирает, лишь обретает иную оболочку? Ибо откуда у этого корня очертания человеческой ноги, а у той березы – девичий стан? Он вспомнил Славяту, его слова о смерти и его спокойное бесстрашие. И внезапно лекарь понял ясно, как никогда прежде:кожемяке нечего страшиться смерти, растворения. Ведь он всегда чувствует себя крупицей чего-то, чьей-то каплей, частицей.

Капля не исчезнет, пока не исчезнет море. Крупица земли не умрет, пока не умрет земля.

А он, Мак, – тоже капля – смеет вопрошать море:зачем я? Он – крупица – вопрошает землю:зачем ты? И даже само свое сомнение он спрашивает:откуда и куда ведешь?

В доме Славяты шел оживленный разговор. Хлебник Окунь рассказал о слухах, распускаемых тайными слугами Всеслава:

– Говорят, князь Всеслав хочет блага люду. Если освободим из поруба да поставим княжить в Киеве, он многие выгоды даст. Думаю – правду молвят.

– Пока в порубе – благо обещает, княжить начнет – всех к рукам приберет, – ответил Славята.

Михаил Молот не согласился с соседом:

– Приберет к рукам после, а сначала людей задобрит, чтобы за ним шли.

– Задобрит бояр, а нас придавит, – твердил кожемякский выборный. Кому мед, а кому и плеть.

– Разве человек не может прежним остаться? – удивился Окунь. – Разве благодей в порубе не может за княжьим столом благодеем остаться?

– Не может. Иная жизнь – иной и муж.

Михаил Молот поддел Славяту:

– Выходит, если бы ты, друже, стал тысяцким или сотским, забыл бы о своих сподвижниках?

Славята задумался, медленно проговорил:

– Все может статься… И правда тонет, когда золото выплывает.

И, раздраженный непонятливостью Окуня, сказал грубо и резко:

– Говорят – праведный, честный муж. А и за честью глаз нужен. И праведность без понуканья не живет. Все – люди. И у праведника имеется пасть!

Михаил Молот не унимался. Он подмигнул Верникраю и опять спросил у кожемяки:

– Что ж, и ты спелся бы с боярами в тепле да в сытости?

– Не только для себя старайся, но и про людей не забывай, – сурово ответил Славята.

– Люди и напомнить могут. В Новгороде у нас память властителям прочищают частенько, – вставил свое слово Верникрай.

Все засмеялись. Древосечец, как большинство новгородцев, вместо "ч" говорил "ц", и его последние слова прозвучали так:"процисцаем цастенько". Славята словно невзначай прикоснулся к заушному шраму-памятке, заметил лукавую улыбку Молота и, насупясь, согласился с новгородцем:

– Напоминать о себе надо. Память у людей коротка.

6

Изяслав-дружинник вернулся с княжьей охоты. Только поставил Сиверка в конюшню, как подбежал один из воинов:

– Брат твой приезжал, сказывал – мать помирает.

Изяслав оседлал коня, помчался во весь опор. Слышалась брань прохожих, предостерегающие, а то и злобные выкрики. Всадник ничего не слышал. "Только бы поспеть к ней, только бы поспеть, и спасу ее, от хворости прикрою", – думал отрок. В эти минуты ему казалось, что главное застать мать в живых, и все будет хорошо. Да, он был плохим сыном. Но не настолько, чтобы милосердный Господь не внял его молитве. "Господи, помилуй, – беззвучно молился Изяслав. – Господи, Ты знаешь, роднее матери у меня никого нет…"