Читать «Мы, животные» онлайн - страница 17

— Динь-динь, — сказал он.

Я поднес большой палец к уху, мизинец — ко рту.

— Алло.

— Мами, почему ты не берешь трубку, когда я звоню?

— Потому что голос у тебя противный! — ответил я, и мы оба расхохотались.

Я схватил телефон и позвонил ему.

— Да, да, слушаю.

— Женщина, это твой муж с тобой говорит, так что давай веди себя как положено.

— Чего тебе от меня надо?

Я уставился на трубку в руке; я не мог сообразить, что сказать, поэтому Джоэл взял телефон и сам мне позвонил.

— Алло.

— Digame, Мами, — сказал он. — Поговори со мной.

— Мне хреново одной, работаю, смены длинные, черт бы их драл, мне хреново одной, понял?

— Я знаю, Мами, я знаю.

Мы оба положили трубки; мы не особенно смеялись уже и не особенно друг на друга смотрели, только улыбались. Через какое-то время Джоэл мне позвонил.

— Алло.

— Я нашел работу!

— Ты нашел работу?

— Да, малышка, все у нас теперь будет в лучшем виде, все будет просто отлично.

Оба положили трубки, но я сразу же ему перезвонил.

— Прости меня.

— Нет, малышка, нет, — сказал Джоэл. — Это ты меня прости.

Когда Джоэл позвонил еще раз, я сделал завлекательный голос.

— Привет, красавчик, — сказал я.

— Привет, красотулечка, — отозвался он, и мы оба, покраснев, положили трубки.

Я позвонил Джоэлу.

— Алло.

— Что мы будем делать?

— Что мы будем делать? В смысле?

— У нас вечно это будет продолжаться?

— Нет, малышка, у нас не вечно это будет продолжаться.

— Ну, так что мы будем делать?

— Что надо, то и будем делать, я думаю, — сказал Джоэл.

Мне стало не очень понятно, за кого он говорит.

— А что надо?

— Пока точно не знаю.

Он натянул шнур, как тетиву, и пустил воображаемую стрелу.

Ищите давайте

Теперь, когда Папс вернулся, он хотел быть с нами, чтобы все пятеро были вместе, всегда и везде. Он пригнал нас на кухню, дал большие ножи резать лук и кинзу, сам стал перебирать фасоль и варить рис, а Ма говорила с ним, трещала не умолкая, нюхала воздух и подмигивала нам.

После ужина Папс повел нас всех в ванную, никакой пены, только шесть дюймов серой воды и наши голые задницы, колени, локти и три маленьких членика. Намыленным куском махровой ткани он тер нас немилосердно. Когда мыл нам голову, он впивался ногтями в кожу и велел не дергаться, а то в глаза попадет шампунь. Мы, тарахтя, играли в моторные лодки: заставляли кусочки пенопласта лавировать между зубочистками и островами, которыми были крышки молочных бутылок. Старались не бояться, когда он нас хватал, старались не уворачиваться.

Ма стояла над умывальником, смотрелась в зеркало, выщипывала брови и завивала ресницы блестящими металлическими инструментиками.

— Понежней с ними будь, — сказала она, даже не глядя на него, даже не моргая.

Оба они сверху были раздеты, на Ма — лифчик телесного цвета и плотные хлопчатобумажные рабочие брюки, Папс, чтобы нас помыть, снял рубашку. Нам все было видно: что наша кожа темней, чем у Ма, но светлей, чем у Папса, что Ма худенькая и подвижная, ее ребра — мягкая лесенка от грудей вниз, к талии, а Папс мускулистый, руки — сплошные мышцы и связки, кисти жилистые, грудь поросла курчавым волосом. Он был как животное, наш отец с его румяным смуглым лицом, в нем главное было — тело, инстинкты, на его просторных, массивных плечах нам всем, даже Ма, доводилось кататься. У Ма плечи были покатые, узкие, как бы соскальзывающие с ее птичьей шейки. Ростом она была чуть больше пяти футов, даже Манни мог ее поднять, и, когда Папс называл ее хрупкой, он иногда имел в виду, что мы должны обращаться с ней очень-очень бережно, а иногда — что ей вообще легко причинить вред.