Читать «Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства» онлайн - страница 164

Марина Могильнер

В этом докладе Синода во многом были противопоставлены друг другу точки зрения на реорганизацию церковной структуры в Грузии российской гражданской и духовной власти на Кавказе, и как следствие наиболее отчетливо проявилась разница их отношения к столь тонкой материи, как церковь и вообще религиозный вопрос в этом регионе. Мнение представителей гражданской администрации, в первую очередь главноуправляющих, и до этого оказывало значительное влияние на принятие практически всех более или менее важных решений, касавшихся Грузинской церкви. После же восстания в Западной Грузии, когда «ослушание» и поспешность российских духовных властей во главе с экзархом Феофилактом, по авторитетному мнению главноуправляющего А.П. Ермолова, привели к самым серьезным последствиям – необходимости применять силу, кровопролитию и жертвам, мнение гражданской власти в церковных вопросах стало как минимум равным по своему весу мнению экзарха. Неслучайно, что в данный период все мероприятия в сфере церковного устройства в Западной Грузии приводятся в действие даже не при участии, а фактически руками военных.

Тогда эта заочная, а часто и открытая полемика закончилась относительно компромиссным решением Синода. Как в Картли и Кахети, в Западной Грузии резко сокращалось число епархий. Вместо девяти ранее существовавших здесь епископатов (четырех в Имерети, трех в Мегрелии и двух в Гурии) отныне в каждой из этих областей должно было остаться по одному [664] .

Процесс интеграции Грузинской церкви, особенно активно протекавший в конце 1810-х годов, когда он коснулся уже и западногрузинских земель, серьезно обеспокоил владетелей автономных княжеств. Как и везде, наиболее острым оставался вопрос церковной собственности. При первой же попытке перенаправить в общую казну экзархата доходы с имений церкви в Мегрельском княжестве, а управление ими централизовать в Синодальной конторе более чем четко обозначилась позиция местных иерархов. Еще при первом экзархе Варлааме в 1816 году все три епархиальных архиерея Мегрельского княжества фактически, пусть и в мягкой, но тем не менее в недвусмысленной форме выдвинули ультиматум владетелю Левану Дадиани (1804–1840) [665] . Получив из Синодальной конторы письмо о том, что все «доходы и произведения крестьян нашей церкви должны поступить в ведение той конторы», они объявили владетелю о своем желании сложить с себя сан и отправиться в какую-либо пустынь. «Не имея возможности жить по приличию церкви нашей» после отобрания доходов и без того разоренных голодом и язвой имений, все три митрополита, по их словам, заранее выбирали нищету. Под документом стояла подпись: «Вашей светлости молитвенники за преуспеяние и долголетие ваше, дяди ваши: Чкондидский митрополит Виссарион сын Дадиани, Цагерский митрополит Иоанн сын Дадиани и Цаишский митрополит Григорий» [666] .

Леван Дадиани и владетель Гурийского княжества Мамиа Гуриели лично объявили о своей готовности ввести духовенство своих владений в зависимость от экзарха Грузии. Но в то же время они открыто высказались о том, что «всякая прикосновенность к имуществам» будет расценена ими как «монарший гнев», поскольку они были пожалованы церквам и монастырям их предками и ими самими, и потому только от их непосредственной воли зависело всегда умножение или уменьшение этой собственности [667] . Российской администрации пришлось признать, что требование от западногрузинских владетелей передачи имений церкви в ведение Синодальной конторы и экзарха фактически означало нарушение высочайше утвержденных трактатов на вступление этих княжеств в подданство Российской империи.