Читать «Размах крыльев ангела» онлайн - страница 57

И тут Маша вспомнила, что за молоком не ездила целую неделю. Целую неделю она не была в Нозорове, не видела старухи Гавриловны.

Она вышла во двор. Посередине, на самой дороге высилась груда закопченных печных останков. Мария обошла кучу битого кирпича, вывела из сарая свою «Украину» и покатила в Нозорово.

Гавриловна копошилась в огороде, собирала огурцы, складывая их в подобранный гамаком передник. Заприметив Машу, разогнулась, заулыбалась, и лицо ее собралось от улыбки множеством мелких складочек.

– Пропащая душа! Я было решила, что надоела тебе старуха, – кокетливо радовалась Гавриловна, – думаю, что с молодежью-то интересней чай…

– Ладно вам, Гавриловна, здравствуйте. Работала я, подругу подменяла. Вы уж меня извините, Анна Гавриловна, но я сегодня не завтракала – в доме погром, печку кладут. Чаем меня не напоите?

Гавриловна засуетилась. Поспешила в погреб за яйцами, поставила перед Машей плошку с огурцами, краюху хлеба. Чайник водрузила на плиту.

Маша сидела, ела огурец с хлебом и не остужала старушечьего пыла. Ей было так приятно наблюдать за суетой, поднятой из-за нее, чувствовать на себе заботу.

Яйца Гавриловна сварила «в мешочек». Вкуснющие свежие деревенские яйца с желтками не бледно-анемичными, как в магазинах, а апельсиново-яркими, сочными, солнечными. И чай заварила духмяный, со смородиновым листом.

– А это вам, – Маша достала из кармана яркую пачку хорошего черного чая с цветочно-фруктовыми добавками, доставшегося ей от английских туристов. Все остальные ее безделушки Гавриловне не годились, были чересчур мирскими, даже шоколадки – сладости, Гавриловна их не употребляла, а против чая старуха ничего не имела.

Гавриловна с искренним детским интересом расспрашивала о заморских людях, о Машином рецепте теста, о Степаныче. Со Степанычем Гавриловна оказалась знакома. Не близко, шапочно, но судьбу его понаслышке знала и с Машей сплетнями делилась.

– Он очень хороший старик, добрый. – поделилась Маша своими наблюдениями.

– Ну ты, девка, даешь! – широко всплеснула руками Гавриловна. – Да какой же он тебе старик! Ему всего-то мало за пятьдесят будет, в соку мужик. Жизнь его только побила. Я тебе вот расскажу…

Оказалось, что родом Николай Степаныч из Ленинграда, из хорошей семьи. Пошел по стопам матери, довольно известной театральной художницы, закончил институт Репина, имел хорошие перспективы. Работы его, в основном пейзажи старого города, выставлялись на вернисажах и выставках, выезжали в страны социалистического лагеря. Вместе со своими работами выезжал иногда и их автор. Именно так в те времена не художник вывозил свои работы, а наоборот. Удачно женился на переводчице с немецкого, которая быстро и с удовольствием родила ему двоих мальчиков-погодков. И, казалось бы, живи да радуйся, но попутал черт связаться с дурной компанией продавцов икон. Иконы воровали в заброшенных церквях, приводили в порядок и продавали за границу. Николай, как человек, имеющий связи за границей, как раз таки и являлся непосредственным продавцом. Когда Коля в тюрьму сел, его мать горя и позора не пережила, умерла от инсульта сразу после суда. Из Ленинграда Николая выписали, из квартиры на Колокольной, окнами на Владимирский собор. Жена с ним развелась, чтобы замуж выйти за его друга, тоже, кстати, в подпольном иконном бизнесе участвующего. И получилось, что двое его сыновей чужого дядю теперь папой называют. Степаныч как вышел, так вернуться хотел, да денег на дорогу больно много надо было, да и не ждал его никто там, в Ленинграде. Он сначала в Норкине в школе работал. Изобразительное искусство преподавал, рисование по-простому, кружок вел рисовальный. Понятное дело, мужик один, ни тепла-уюта, ни женского пригляда, попивать начал, а потом с новым директором школы не поладил. Его и уволили за пьянку. Его Пурга пожалел – Пургинов сынок у Степаныча в кружке занимался, – пустил в Лошках жить.